Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни

Ваша последняя баллада, доставила мне бесконечное наслаждение… ( фр. )

До свидания… я замечаю, что слишком болтлив… ( фр. )

Присаживайтесь сударь… ( фр. )

Parlez russe, mademoiselle. — Говорите по-русски, сударыня. ( фр. )

До свидания, сударь… ( фр. )

Можно войти? (…) Александр, вам нездоровится? ( фр. )

Ах, Боже мой! ( фр. )

Свояк (фр.)

Каждое мгновение жизни — это шаг к смерти ( фр. )

Очень рода вас видеть ( фр. )

Secundus pars! Secundus! Второй часть! Второй! ( лат. ) Салтыков говорит о типографской опечатке. Правильно «secunda pars» — вторая часть, так как «pars» женского рода… (Достоверный факт — у графа Салтыкова действительно была книга с указанной опечаткой)

Мой муж… ( фр. )

Corpus juris romani — Свод римского права ( лат. )

Первый буржуа ( фр. )

в Национальный конвент ( фр. )

Государь… ( фр. )

Ваше императорское величество!.. ( фр. )

tete-a-tete. — Свидание наедине ( фр. )

До свидания, господин барон ( фр. )

До свидания, мадам. До свидания, мадемуазель. ( фр. )

Негодяй! ( фр. )

Хромой. ( фр. )

В последнее время я чувствовал себя очень усталым ( фр. )

На всем свете нет другого места, кроме Петербурга, где бы я чувствовал себя как дома ( фр. )

Ради Бога, не думайте, что я забыл об этом… ( фр. )

Тысяча извинений ( фр. )

Мое здоровье разрушено нервными приступами. (фр.)

На это уж я не рассчитываю ( фр. )

Ваша последняя баллада доставила мне бесконечное наслаждение… ( фр. )

До свидания, сударыня, я заметил, что заболтался… ( фр. )

Публикуется машинопись с авторской правкой, внесенной Е. С. Булгаковой, карандашом и чернилами, по расклейке книги: Булгаков М. А. Кабала святош. М., Современник, 1991, хранящейся в ОР РГБ, Ф. 562, к. 16, ед. хр. 8.

2 редакция датирована: 1936 ноября 18.

Кроме того, в ОР хранятся 1 и 3 редакции (к. 16, ед. хр. 7). Автограф и рукою Е. С. Булгаковой внесены поправки. Стоят даты: 1936, окт. 16 — ноября 9, 1937, марта 7—18.

На титульном листе дано полное описание материалов этой единицы хранения: На стр. 1–6, 65–68 — материалы к либретто; на стр. 7—55 — первая редакция; на стр. 69—151 — третья редакция (не закончена); на стр. 182–183 — список источников.

Как всегда у М. Булгакова, первая редакция «Черного моря» четче выявляет творческий замысел, а вторая — емче в художественном отношении. Приведу пример: Марич объясняется с Болотовой. Сначала во второй редакции было: «Марич. Ну, хорошо, я вам скажу. Я вижу вы не можете сочувствовать тем, кто сделал это. Нет! Итак, я коммунист. Я состою в подпольном ревкоме. За мною гонятся. Мне нужно скрыться. Со мною важные бумаги организации. И прибежал я к вам с одною целью, позвольте мне их у вас сжечь, мне некуда девать их. И я оставлю ваш дом».

Синим карандашом внесены исправления и окончательный текст стал значительно лучше: «Марич. Нет, нет, я объясню. Я вижу вы не с теми, кто сделал это… Нет! Итак, я коммунист… За мною гонятся… Мне нужно скрыться. Со мною важные бумаги. Позвольте мне у вас их сжечь, мне некуда девать их. Бежать я должен».

И на других страницах после вмешательства синего карандаша окончательный текст становится экономнее, благозвучнее, ярче.

Хранится в ОР РГБ еще один экземпляр машинописи, в котором главная героиня именуется Ольгой Андреевной Шатровой, а не Ольгой Андреевной Болотовой, — а ее муж — Шатров, а не Болотов. Отсутствует Зейнаб, из отряда зеленых. Есть и другие разночтения.

Тема либретто возникла не сразу. Как только М. А. Булгаков ушел из МХАТа, а после гибели «Мольера» это было неизбежно, перед ним встали новые задачи: он пошел служить в Большой театр либреттистом. 2 октября 1936 года он писал В. В. Вересаеву: «Теперь я буду заниматься сочинением оперных либретто. Что ж, либретто так либретто» (Письма, с. 367). Но слухи о переходе распространялись гораздо раньше, а потому к Булгакову стали приходить музыканты с различными просьбами и предложениями. 9 сентября 1936 года Е. С. Булгакова записала в «Дневнике»: «Вечером — композитор Потоцкий и режиссер Большого театра Шарашидзе Тициан. Пришли с просьбой — не переделает ли М. А. либретто оперы Потоцкого „Прорыв“. М. А., конечно, отказался. Потоцкий впал в уныние. Стали просить о новом либретто…»

В сентябре шли переговоры с художественным руководителем Большого театра Самуилом Абрамовичем Самосудом о совместной творческой работе, в разговорах принимали участие все те же — Шарашидзе и Потоцкий. После предложения Самосуда работать в Большом театре — «Мы вас возьмем на любую должность. Хотите — тенором?» — М. А. Булгаков «с каким-то даже сладострастием» написал письмо руководству МХАТа о своем ухода со службы. И еще после этого колебался, поступать ли в Большой театр, но вскоре решил, что «не может оставаться в безвоздушном пространстве, что ему нужна окружающая среда, лучше всего — театральная» («Дневник», 122), хотя перед ним тут же поставили вопрос о либретто для новой оперы. Такого ясного сюжета, на который можно было бы написать оперу, касающуюся Перекопа, у него нет. А это, по-видимому, «единственная тема, которая сейчас интересует Самосуда» (там же, с. 122–123). Но уже 1 октября 1936 года замысел определился, и Е. С. Булгакова записывает: «Договоры относительно работы в Большом и либретто „Черного моря“ для Потоцкого подписаны» (там же, с. 123).

Булгаковы стали бывать у Сергея Ивановича Потоцкого (1883–1962), ученика С. Василенко и К. Игумнова, автора одной из первых опер на современную тему — «Прорыв», но впечатление от его музыки было неутешительное: «Были у Потоцких. Он играл свои вещи. Слабо. Третий сорт» (там же, с. 123).

В эти же дни к М. А. Булгакову обращается Юрий Шапорин с просьбой исправить либретто «Декабристов», с 1925 года он работает с А. Н. Толстым над либретто и до сих пор многое нуждается в доработке, но Толстой никак не может доделать, занятый множеством своих сочинений. М. А. отказался «входить в чужую работу», но как консультант Большого театра обещал помочь советом.

15 ноября 1936 года Е. С. Булгакова записывает: «Были на „Бахчисарайском фонтане“. После спектакля М. А. остался на торжественный вечер. Самосуд предложил ему рассказать Керженцеву содержание „Минина“, и до половины третьего ночи в кабинете при ложе дирекции М. А. рассказывал Керженцеву не только „Минина“, но и „Черное море“».