Геннадий Красухин - Мои литературные святцы

То есть он был прирождённым литератором, чего не скажешь о его коллегах, упорно не пропускавших его в профессиональный писательский союз. Он вступил уже не к ним, а в Союз российских писателей, который образовался в результате раскола в годы перестройки.

Григорьян оказался первым ростовским поэтом, принятым в этот Союз.

Он умер 30 августа 2010 года. Умер, слава Богу, известным поэтом.

Очень хорошим поэтом:

Об Осипе Мандельштаме в последнее время написано большое количество работ. Его гениальные вещи разобраны по многу раз. Вот открыл и читаю первое попавшееся:

А мог бы жизнь просвистать скворцом,

Заесть ореховым пирогом

Да, видно, нельзя никак…

Нет, не такая радужная судьба была уготовлена русскому гению.

Передаю слово писателю, которому досталось видеть Мандельштама в лагере, который смерть Мандельштама срисовал с натуры:

«Да, он догадывался кое о чём из того, что ждало его впереди. На пересылке он многое успел понять и угадать. И он радовался, тихо радовался своему бессилию и надеялся, что умрёт. Он вспомнил давнишний тюремный спор: что хуже, что страшнее – лагерь или тюрьма? Никто ничего толком не знал, аргументы были умозрительные, и как жестоко улыбался человек, привезённый из лагеря в ту тюрьму. Он запомнил улыбку этого человека навсегда, так, что боялся её вспоминать.

Подумайте, как ловко он их обманет, тех, что привезли его сюда, если сейчас умрёт, – на целых десять лет. Он был несколько лет назад в ссылке и знал, что он занесён в особые списки навсегда. Навсегда?! Масштабы сместились, и слова изменили смысл.

Снова он почувствовал начинающийся прилив сил, именно прилив, как в море. Многочасовой прилив. А потом – отлив. Но море ведь не уходит от нас навсегда. Он ещё поправится.

Внезапно ему захотелось есть, но не было силы двигаться. Он медленно и трудно вспомнил, что отдал сегодняшний суп соседу, что кружка кипятку была его единственной пищей за последний день. Кроме хлеба, конечно. Но хлеб выдавали очень, очень давно. А вчерашний – украли. У кого-то ещё были силы воровать.

Так он лежал легко и бездумно, пока не наступило утро. Электрический свет стал чуть желтее, и принесли на больших фанерных подносах хлеб, как приносили каждый день.

Но он уже не волновался, не высматривал горбушку, не плакал, если горбушка доставалась не ему, не запихивал в рот дрожащими пальцами довесок, и довесок мгновенно таял во рту, ноздри его надувались, и он всем своим существом чувствовал вкус и запах свежего ржаного хлеба. А довеска уже не было во рту, хотя он не успел сделать глотка или пошевелить челюстью. Кусок хлеба растаял, исчез, и это было чудо – одно из многих здешних чудес. Нет, сейчас он не волновался. Но когда ему вложили в руки его суточную пайку, он обхватил её своими бескровными пальцами и прижал хлеб ко рту. Он кусал хлеб цинготными зубами, дёсны кровоточили, зубы шатались, но он не чувствовал боли. Изо всех сил он прижимал ко рту, запихивал в рот хлеб, сосал его, рвал и грыз…

Его останавливали соседи.

– Не ешь всё, лучше потом съешь, потом…

И поэт понял. Он широко раскрыл глаза, не выпуская окровавленного хлеба из грязных синеватых пальцев.

– Когда потом? – отчётливо и ясно выговорил он. И закрыл глаза.

К вечеру он умер.

Но списали его на два дня позднее, – изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца; мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка. Стало быть, он умер раньше даты своей смерти – немаловажная деталь для будущих его биографов».

Так заканчивается рассказ Варлама Тихоновича Шаламова «Шерри-бренди».

Умер Осип Эмильевич 27 декабря 1938 года. Родился он 15 декабря 1891-го. 47 лет прожил на свете.

Брат Давида и Владимира Бурлюков, Николай Давидович Бурлюк погиб 27 декабря 1920 года (родился 4 мая 1890-го). Вместе с братьями (и сестрой Людмилой Бурлюк-Кузнецовой) печатался в изданиях кубофутуристов («Пощёчина общественному вкусу», «Садок судей»), но он не урбанист, не занимался словотворением, как Маяковский, Давид Бурлюк или Кручёных. По поэтике он ближе к Ирине Гуро: импрессионистическая образность, музыкальность, мифологичность.

Показательно, что он отказался подписать манифест футуристов «Идите к чёрту», оскорбляющий акмеистов. Напротив. Он дружил с Гумилёвым, принимал участие в заседаниях его «Цеха поэтов».

Писал лирическую прозу.

В 1916 году был мобилизован в действующую армию, а после революции служил в тех войсках, куда заносили его обстоятельства.

Не выдержав службы, скрывался от мобилизации, но на горе себе явился в Херсоне стать на учёт Красной армии как белый офицер. На учёт его ставить не стали, а сразу же армейской «тройкой» приговорили к расстрелу.

Он оставил после себя не слишком обширное и не очень интересное наследие.

Мне уже доводилось писать в календарной заметке о Владимире Массе, что однажды на правительственном приёме в 1933 году пьяный Качалов прочитал несколько смешных басен политического содержания.

Выяснить, чьи басни прочитал Качалов, оказалось нетрудно, и авторов – Масса и Эрдмана арестовали.

Но не только их. Арестовали и поместили в лагерь в Заполярье Михаила Давыдовича Вольпина.

Михаил Давыдович (родился 28 декабря 1902 года) писал сатирические стихи, скетчи, юморески, комические пьески и один и в соавторстве с В. Ардовым, или с И. Ильфом и Е. Петровым, или с В. Массом, или с Н. Эрдманом. Но чаще всего – с Н. Эрдманом.

После освобождения Вольпин снова встретился с Эрдманом, вместе с которым работает на протяжении 30 лет, создавая сценарии фильмов, главным образом фильмов-сказок.

В съёмках нескольких фильмов Вольпин принимает участие не только как сценарист, но и как автор стихов и текстов песен (музыкальные комедии «Весёлые ребята», «Волга-Волга»).

Соавторы пишут (Вольпин – стихи, Эрдман – проза) русский текст оперетты Штрауса «Летучая мышь». Великий Григорий Ярон писал об этой работе: