Геннадий Красухин - Мои литературные святцы

Лотман работала в военном госпитале, в детском доме. К концу войны вновь принялась за диссертацию по А. Н. Островскому, которую защитила в 1946 году.

В Пушкинском Доме занялась подготовкой и комментированием полных собраний сочинений М. Лермонтова, Н. Гоголя, В. Белинского, И. Тургенева (1 и 2 издание), Н. Некрасова, Ф. Достоевского.

Следует отметить вклад Л. М. Лотман в издание таких многотомных научных книг, как «История русской литературы» в 10 т. (1941—1956), «История русской литературы» в 4 т. (1980—1982), «История русского романа» в 2 т. (1962—1964), «История русской поэзии» в 2 т. (1968—1969), «Русская повесть XIX века» (1973), «История русской драматургии» в 2 т. (1982—1987).

В 1972 году Лидия Михайловна защитила докторскую диссертацию, которая легла в основу её наиболее известной книги «Реализм русской литературы 60-х годов XIX века» (1974).

Не потеряла научной ценности и её книга «А. Н. Островский и русская драматургия его времени» (1961).

Лидия Яковлевна, скончавшаяся 31 января 2011 года, оставила очень интересную книгу «Воспоминания» (2007).

Я хорошо знал Геннадия Семёновича Мамлина, родившегося 7 ноября 1925 года. Читал немало его детских книжек и его пьес, которые издавал ВААП (всесоюзное агентство по авторским правам).

Пьесы тоже были обращены к молодёжной аудитории.

Что же до его прозаической брошюрки «Комсомольское поручение Семёна Кравчука», вышедшей в «Знании» в 1962 году, то Гена её стеснялся. Мы шли с ним по Юрмале и, кажется, в Асари зашли в магазин, где продавалось штук 15 этой брошюры. Гена крякнул и купил все.

– Больше нет у вас? – спросил он продавца.

– Сейчас нет, – ответил тот, – но вы заходите: возможно, подвезут ещё со склада!

Гена побагровел.

– Вот так мы и расплачиваемся за ошибки молодости, – сказал он мне.

Надо сказать, что на дворе стоял 1969 год. И значит, что брошюра пылилась на складе 7 лет. Неудивительно, если учесть её более чем стотысячный тираж.

А вообще он был творчески незаурядным человеком. Сам ставил свои пьесы на сцене, писал к ним музыку, сочинял песни. Пользовались успехом такие его пьесы, как «Эй ты, здравствуй!», «Антонина», «Поговорим о странностях любви», «Салют динозаврам!»

У него были хорошие диалоги, живые, занимательные, психологически точные.

Словом, когда он почти перестал приезжать в Москву, живя в подмосковном Красновидове, без него стало скучно.

В Красновидове он тяжело болел. Умер 2 февраля 2003 года.

Байка от Михаила Веллера:

«Когда-то… Ленинградскую писательскую организацию возглавлял стихотворец Александр Прокофьев, по-простому в обиходе – Прокоп. Круто деловой. Лауреат, чёрная машина, брюхо типа дирижабля «Граф Цеппелин» – эпоха, табель о чинах.

Вот подкатывает его лимузин к Союзу, а из дверей приятный такой молодой человек выходит. Узнаёт его через стекло, здоровается умильно и дверцу раскрывает заодно: уважение оказывает старшему, всё равно рядом, вежливый такой.

И ещё как-то раз также кстати выходит он. И ещё. Мол, какие интересные совпадения. И уходит ненавязчиво своей дорогой.

И уже в коридорах Союза встречая, стал с Прокопом здороваться – узнавался. Разговора удостоился: приятнейший молодой человек, начинающий, бедный, и какой-то ненавязчиво приятно-полезный. Книжечки на автограф, как водится. И, короче, пригласил его Прокоп в литсекретари.

Что такое денщик босса? это маршальский жезл, сунутый тебе в ранец под груду хозяйского груза и грязного белья: топай, парень! дотащишь моё – и своё получишь. Прокопу-то брюхо мешало до шнурков на ботинках дотягиваться, так Саня Чепуров вообще незаменимый мальчик был.

Прокоп, скажем, возвращается из Москвы на «Стреле», а Саня его уже встречает с цветами и женой (прокоповской): пожалте встречу. А Прокоп выплывает из вагона под руку с бабой. А Саня, не усекя, ему букет и ножкой шаркает, на супругу кивает. Прокоп почернел, ткнул ему обратно букет и потопал один. Мило услужил. Еле отмолился.

Вот так Саня и двинулся в начальники Ленинградского СП, каковое и возглавлял много лет весь «застойный период»».

Конечно, Веллер может и придумать. Да, и наверняка кое-что выдумал. Не запомнил даже, что Чепурова звали не Саней, а Толей. Но вот честнейший ленинградский поэт – Лев Друскин. За его «Спасённой книгой» в своё время охотились чекисты. Не нашли. Потом уже в годы перестройки она не просто обнаружилась, но была издана.

Выписываю о Прокофьеве, который был забаллотирован в секретари Ленинградской писательской организации:

«Вечером после перевыборов Прокофьев, пьяный, сидел в ресторане Дома писателей и плакал. Рядом стоял верный оруженосец Анатолий Чепуров и утешал его. И вдруг Прокофьев повернулся к утешителю и плюнул ему в лицо. Чепуров вынул носовой платок, бережно обтёр Прокофьеву губы, а потом уже утёрся сам».

Я однажды приехал в Ленинград на какую-то конференцию от «Литературной газеты». Звонит мне в гостиничный номер наш спецкор по Ленинграду Илья Фаликов. « Можешь , – говорит, – завтра подойти в Союз? С тобой Чепуров хочет встретиться ». Чепуров был в это время председателем Ленинградского союза. « А зачем я ему? » – спрашиваю. « Не знаю , – отвечает Илья. – Он и меня зовёт ».

Договорились, когда встретимся.

Входим. Кабинет большой. Чепуров весь круглый, как шар. Поднимается из-за стола. Здоровается. И сразу:

– Вот приготовил для «Литературной газеты».

Даёт штук семь увесистых томов. Открываю. «Александру Борисовичу Чаковскому…» « Так это не мне », – говорю.

– Есть там и вам. Пожалуйста, захватите с собой в Москву и раздайте. А вам, – это мне, – я был бы очень признателен, если б лично отозвались. У вас есть какие-нибудь просьбы? Может, хотите у нас что-нибудь посмотреть? Куда-нибудь поехать?

– Спасибо, – говорю, – ничего не надо.

– Но я всё-таки буду надеяться, – говорит он мне.

– У меня сейчас совершенно нет времени, – говорю. – Много долгов перед другими редакциями.

– Да я вас и не тороплю, – голос Чепурова приторный.

– Да уж, – говорю, – торопиться не буду.

– Но напишите?

– Прочитаю, – говорю. – Если не понравится, вы же сами будете недовольны. А врать в печати я не умею.

– Нет уж, – испуган Чепуров. – если не понравится, не пишите, конечно.

Разумеется, я не написал.

Но книгу полистал.