Геннадий Красухин - Мои литературные святцы

Владимир Петрович 15 лет (1970—1985) работал в Институте языкознания АН СССР. С 1985 по 1987 был учёным секретарём Отделения литературы и языка АН СССР. Затем до 1993 года был заместителем академика-секретаря по научно-организационной работе. Фактически создал Институт языков народов России, стал его первым директором. А когда этот институт был реорганизован в Институт народов России, Нерознак стал заместителем его директора.

Одновременно он профессор кафедры германских языков Военного института Министерства обороны (до 1991 года) и заведующий кафедрой теории словесности Московского государственного лингвистического университета.

Добавим к сказанному, что кафедра теории словесности этого университета создана по его инициативе.

Из научных трудов наиболее значительны «Названия древнерусских городов» (1983) и «Палеобалканские языки (1978).

В 1995 году Владимиру Петровичу присуждена Государственная премия РФ в области науки и техники.

– А ты знаешь, кто это? – спросил меня Стасик Рассадин, указывая на полную женщину, входившую в столовую дома творчества писателей в Дубултах, опирающуюся на руку мужчины, который по виду был её моложе.

– Нет, – ответил я.

– Это же Любка Фейгельман, – сказал Стасик. – Помнишь?

Ну, ещё бы:

Ещё бы не помнить прекрасного стихотворения Ярослава Смелякова:

Стихотворение, запечатлевшее всё – и любовь, и тоску, и разочарование. Даже не разочарование, но отчаянье от сознания невозвратности любви:

Очень трудно смириться с невозвратностью чувства, которому, казалось, была посвящена вся твоя жизнь. Сложная гамма чувств охватывает героя стихотворения при расставанье, в том числе и робкая надежда, что расставанье это («слышишь?» – а вдруг не слышит!) не навсегда:

В 1934 году было написано это стихотворение, которое безусловно осталось одним из лучших у Смелякова.

А в Дубултах я видел Любовь Саввишну (родилась 17 ноября 1914 года), давно уже сменившую свою девичью фамилию на придуманный ею литературный псевдоним «Руднева». В войну она была лектором Главного управления ВМФ, находилась на боевых кораблях. Участвовала в освобождении Крыма и Севастополя в 1944-м, позже была в бригаде траления Дунайской военной флотилии.

А до войны Мейерхольд, услышав, как замечательно читает стихи молодая девушка, пригласил её к себе в театр вести мастерскую современного слова, наблюдать за репетициями «Ревизора», подробно записывать проходы, жесты, интонации актёров, особенно Эраста Гарина, игравшего главную роль.

Потом она напишет о Гарине, отметит, что « глаза у Эраста Павловича были удлинённые, то ярко-голубые, то, когда он ярился, внутренне кипел, внезапно зеленели ».

Они поженились. Но потом расстались. Этот брак дал Ольгу Эрастовну Гарину, искусствоведа и детскую писательницу.

Я же видел Любовь Саввишну замужем за писателем Юрием Дмитриевичем Полухиным.

В молодости Любовь Саввишна была мастером художественного слова. Выступала вместе с такими корифеями, как Дмитрий Журавлёв и Владимир Яхонтов.

Увлёкшись писательством, она обратилась к людям моря, написала художественные произведения об учёных-океанологах, мореходах, строителях кораблей.

Написала любопытную книгу «Дом на Брюсовской», где собрала свои воспоминания о Мейерхольде, Шостаковиче, Маяковском.

Она написала роман «Коронный свидетель», над которым работала много лет.

Умерла 12 марта 2003 года.

И всё же вместе с реальной писательницей Любовью Саввишной Рудневой в литературе продолжает жить она же, изображённая в молодости великолепным художником:

Она осталась с нами. И живёт едва ли не наравне со своими произведениями. Или даже: её произведения живут едва ли не наравне с прекрасным портретом Ярослава Смелякова.

О Евгении Фёдоровиче Маркине мы много говорили в связи с тем, как вёл себя при исключении Солженицына из Союза секретарь Рязанского отделения СП РСФСР Эрнст Сафонов.

Сафонов лёг в больницу на удаление аппендицита и на заседании не присутствовал. Это обстоятельство заставило потом Бондарева и других руководителей СП РСФСР говорить о поступке Сафонова как о подвиге.

Мы же вспомнили, как присутствовавший в Рязани секретарь Союза Франц Таурин уломал поэта Евгения Маркина проголосовать за исключение, как тот, опомнившись, ужаснулся своему поступку, написал стихотворение «Белый бакен», которое ему удалось напечатать в 1970 году в «Новом мире», где поэт, мало того что восхищается героем-бакенщиком:

он ещё и называет бакенщика по имени, которое совершенно недвусмысленно свидетельствует, кого имеет в виду поэт:

Пришлось исключать Маркина из Союза. И возглавлял это изгнание не кто иной, как Сафонов. Но он возглавил не просто исключение. Под его председательством писатели-рязанцы обратились к власть имущим с предложением взять Маркина на «лечение» – то есть поместить в тюремную психиатрическую клинику.

Когда Солженицына выдворили из СССР, заключённый Маркин написал в 1974 году: