Геннадий Красухин - Мои литературные святцы

Правда, хорошо? Свежо!

Михаил Павлович Коршунов (родился 19 ноября 1924 года) учился в 19 московской школе имени Белинского на Софийской набережной вместе с Юрием Трифоновым и Львом Федотовым (автором пророческого дневника). Они и жили в одном доме, как окрестил его Трифонов, – «доме на набережной».

Отец Коршунова получил там квартиру как председатель Интуриста.

Вообще Коршунов написал много детских книг. Он работал в детских журналах, в частности, в «Мурзилке».

Но не знаю, останется ли он в литературе как детский писатель. А как мемуарист останется безусловно. Причём – как очень интересный мемуарист.

В соавторстве со своей женой Викторией Романовной Тереховой, которая тоже жила в «доме на набережной» (её отец работал в Комиссии советского контроля) он выпустил книги об этом доме «Тайна тайн московских» (1995) и «Тайны и легенды дома на набережной» (2002).

Умер Михаил Павлович 15 августа 2003 года.

У Николая Николаевича Ляшко (родился 19 ноября 1884 года) в 1926—1937 годах издавался целый шеститомник собраний сочинений. Он считался наиболее одарённым в группе «Кузница», где состоял. Критики хвалили его повесть «Доменная печь» (1925), написанную на тему восстановления промышленности после гражданской войны. Её считали предвосхитильницей «Цемента» Гладкова.

Но, наверное, правы те, кто из всего творчества Ляшко выделяет его автобиографический роман в двух книгах «Сладкая каторга» (1934) и «Крушение сладкой каторги» (1936), где писатель вспоминает о своём участии в революционной борьбе начала века. Да, они написаны поживее всего остального у Ляшко. Можно, конечно, добавить к этому роману и автобиографическую повесть о детстве и юности писателя «Никола из Лебедина» (1951). Лебедин – это родной город Ляшко. Он расположен в Харьковской губернии.

Умер Николай Николаевич 26 августа 1953 года.

Я дружил с Толей Передреевым. Дружил ещё с тех времён, когда он жил в Грозном, жена его чеченка Шема работала в вагон-ресторане скорого поезда Горький-Москва, и Передреев бывал в Москве чуть ли не по нескольку раз в месяц.

Меня с ним познакомил Борис Абрамович Слуцкий. Передреев и Слуцкий пришли к нам в литературное объединение «Магистраль». Слуцкий – как протежировавший тогда Передрееву. Толя читал стихи, которые многим понравились. А в конце ещё выступил Слуцкий и добавил похвал от себя.

А потом Борис Абрамович позвал меня и Толю в привокзальный ресторан рядом с «Магистралью». Помню, как оживлён был успехом Передреев. Как благодарил Слуцкого.

Потом он стал останавливаться у Кожинова. Большая квартира Вадима была в этом смысле гостиницей для друзей. Иногда Толя приезжал с Шемой. И всем находилось место.

У Анатолия Передреева, как у Владимира Соколова, была некая привилегия: их стихи печатал и «Новый мир» Твардовского, и «Октябрь» Кочетова. Казалось, что они стояли над схваткой.

Но это было не так.

Соколов отошёл от твердолобых «кочетовцев» (название условное: Кочетов к тому времени давно умер) сразу после начала перестройки. Передреев до неё не дожил. Анатолий Констанинович Передреев скончался 19 ноября 1987 года (родился 18 декабря 1932-го). Но доживи, я не убеждён, что он продолжил бы дружбу с Куняевым и Кожиновым. Хотя, чужая душа потёмки. Куняев стал главным редактором «Нашего современника», Соколов там отказывался печататься. Отказался бы Передреев? Не уверен. Да и Шема, жена Толи, была в лучших отношениях с Леной Ермиловой, женой Димы.

Писал Передреев мало. Мне кажется из-за того, что его завалили переводами. Переводил он быстро и помногу. В любой советской республике поэтому он был желанным гостем.

Прав немецкий славист Вольфганг Казак: Толя « настолько мучился невозможностью выразить самую суть своего мышления в лирике, что его раннюю смерть друзья приняли как следствие страданий из-за отсутствия свободы при жизни в советской системе ».

Именно в советской системе, которую он – свидетельствую и отвечаю за свои слова – не переносил.

А Владимира Соколова он любил. И крепко дружил с ним. И писал ему любовные стихи:

Сначала Юрий Владимирович Давыдов (родился 20 ноября 1924 года) был очень близким другом моего друга критика Станислава Рассадина. Но после того, как мы с ним оказались в одной туристской поездке в ГДР, Юра стал и моим другом. А потом мы все трое очень сблизились.

Юра был совершенно уникальным рассказчиком. Из всех моих знакомых он мог сравниться с Семёном Липкиным или с Борисом Слуцким.

Как писатель он набирал вес постепенно. Он написал романы «Южный Крест», «Март». Но своё специфическое «давыдовское» стало проглядывать в его «Этот миндальный запах» и «Глухая пора листопада». «Глухая пора…» была настолько хороша, что удивительно было молчание критики. То есть, были критические отклики, но тусклые, как будто речь шла о заурядной книге.

Его жезеэловские романы об адмиралах Головнине, Нахимове и Сенявине многие ставили выше «Глухой поры листопада», хотя это неверно.

Биографии адмиралов хороши: их писал человек, профессионально знающий море, бороздивший его: Давыдов служил в Военно-морском флоте с 1942 по 1949. Окончил Выборгское морское училище. И эти его профессиональные знания, конечно, подкрепили повествования о кругосветном путешествии Головина, о победных баталиях в Крымской войне адмирала Макарова, наконец, о Сенявине, одержавшем много морских побед при Екатерине, но интернированном намного превосходящим его эскадру британским флотом и в отместку за это не допущенном Александром воевать с Наполеоном.

Всё это, повторяю, интересно и профессионально написано.

Но «Глухая пора листопада» написана не просто историком, который, кстати, учился в МГУ на историческом, но сталинским зека. В 1949 году Юру арестовали и приговорили к 25 годам лагерей. Освободили в 1954-м. Реабилитировали в 1957 году.

В «Глухой поре листопада» речь о двойной жизни народовольца Дегаева, о сложных взаимоотношениях жандарма и революционера. О предательстве и провокаторстве.