Бернард Маламуд - Помощник

Чтобы видеть, как она идет навстречу ему, он вечерами подолгу выстаивал у освещенного окна лавки, но часто прежде, чем он успевал ее увидеть, она уже взбегала вверх по лестнице и переодевалась у себя в комнате, так что на сегодня все его возможности увидеть ее были исчерпаны. Она приходила домой примерно без четверти шесть, иногда немного раньше; Фрэнк всегда старался в это время оказаться поближе к окну, что было не так-то просто, потому что именно в это время немногочисленные Моррисовы клиенты приходили купить что-нибудь к ужину. Поэтому Фрэнку редко удавалось увидеть, как Элен возвращалась домой с работы, хотя он всегда слышал стук ее каблучков, когда она взбегала по лестнице. Однажды в лавке было меньше покупателей, чем обычно, и уже в половине шестого Фрэнк остался один. «Ну, сегодня-то я ее увижу!» — подумал он. Он причесался — в уборной, чтобы Ида не видела, — надел чистый передник, закурил сигарету и уставился в окно; в свете витрины его было хорошо видно. Без двадцати шесть, как раз после того, как он чуть не выдворил какую-то покупательницу — женщину, которая сошла с трамвая неподалеку от лавки, — Фрэнк увидел, как из-за угла, где находилась кондитерская Сэма Перла, появилась Элен. Она была сегодня красивее, чем когда-либо на его памяти, и пока проходила мимо, в двух футах от него, у него даже дыхание перехватило. Он впился взглядом в ее голубые глаза, в длинные, до плеч, каштановые волосы, которые она машинальным движением откидывала набок. Казалось, Элен думает о чем-то, чего ей хочется, но так никогда и не удается заиметь. Фрэнк подумал: «А она не похожа на еврейку — и это к лучшему». Он был взволнован, и когда Элен подняла глаза, заметив, что на нее смотрят, у него на лице отразилось все, что он в этот момент чувствовал. Кажется, девушке это было неприятно, потому что она передернула плечами и, войдя в лавку, сразу, даже не посмотрев на Фрэнка, взбежала по лестнице и скрылась в комнатах.

На следующее утро Фрэнк ее не увидел — он даже не заметил, как она выскользнула из дому. А вечером, когда она возвращалась с работы, он как раз кого-то обслуживал, и лишь успел услышать, как наверху за ней захлопнулась дверь. У него стало тяжело на сердце; каждый взгляд, брошенный на кого-то другого, казался ему потерянным навсегда.

Фрэнк стал думать о том, как устроить, чтобы встретиться с Элен и обменяться с ней хотя бы несколькими словами. То, что ему хотелось бы ей сказать, казалось, начинало его душить, хотя он даже в мыслях толком не представлял, что же он ей скажет. Сперва Фрэнк решил взять и заговорить с ней, когда она обедает, но вскоре отказался от этого намерения, потому что тогда ему пришлось бы говорить с Элен при Иде, а что при ней скажешь? Потом Фрэнк задумал, как только увидит Элен, открыть дверь и зазвать ее в лавку — сказать, например, что какой-то парень зовет ее к телефону, а потом уже заговорить о чем-нибудь другом. Но ей никто не звонил. Элен жила, как одинокая птица, и это ему нравилось, хотя он не мог понять, почему она, с ее-то красотой, стала такой одинокой птицей? Фрэнку казалось, что Элен ждет от жизни чего-то большего, чего-то очень важного, и это его пугало. И все же он ломал голову, как бы заманить ее в лавку. Может быть, спросить у нее что-нибудь, что она наверное должна знать, например, где у ее старикана лежит пила? Но это ей может не понравиться, да и мамаша, которая целый день шастает по лавке, будет тут как тут. Нужно быть очень осторожным, чтобы с самого начала не отпугнуть Элен, а то она станет еще более недосягаемой, чем даже хочет того старуха.

Два вечера подряд, окончив работу в лавке, Фрэнк переходил через улицу и подолгу стоял в подъезде напротив, надеясь, что Элен зачем-нибудь выйдет из дома. Тогда он тоже мог бы выйти ей навстречу, вежливо прикоснуться пальцами к шляпе и спросить, не позволит ли она ему проводить ее туда, куда она идет. Но из этого плана тоже ничего не вышло: Элен ни разу не вышла из дому. Во второй вечер он прождал до той минуты, когда Ида потушила свет в витрине, но все без толку.

Однажды, в конце второй недели, Фрэнк неожиданно почувствовал, что начинает сходить с ума от одиночества. Несколько минут назад Элен вернулась с работы; Фрэнк как раз ужинал, а Ида зачем-то поднялась наверх. Сегодня, еще когда Элен подходила к дому, он ей кивнул — вот тогда-то его и охватило это невыносимое чувство одиночества. За ужином Фрэнк думал, как бы заманить Элен в лавку, прежде чем старуха спустится сверху и ему пора будет уходить из дому. Единственное, до чего он мог додуматься, — это позвать Элен к телефону, а потом сказать, что кто-то ей звонил, но повесил трубку. Конечно, это было не совсем честно, но ничего другого Фрэнку не оставалось. Он пытался убедить себя, что делать этого не стоит: даже если трюк удастся, их знакомство начнется с обмана, и когда-нибудь он об этом пожалеет. Он старался придумать что-нибудь получше, но времени у него было мало, и ничего другого ему в голову не приходило.

Фрэнк встал из-за стола, подошел к комоду и поднял телефонную трубку. Затем он вышел в вестибюль, открыл дверь и, затаив дыхание, нажал кнопку, над которой было написано «Бобер».

Наверху открылась дверь, и Ида свесилась через перила.

— В чем дело? — спросила она.

— Элен к телефону.

Фрэнк увидел, что Ида колеблется, и быстро вернулся в лавку. Он сел за стол, делая вид, что ест, и сердце его колотилось так, что было больно в груди. Он подумал: «Я всего-то и хочу, чтобы минутку поговорить с ней, а в другой раз это будет уже проще».

Элен с радостным ожиданием в глазах впорхнула в кухню. Уже на лестнице она почувствовала какое-то возбуждение. «Боже мой, — подумала она, — телефонный звонок — и то уже событие. Если это Нат, я дам ему еще один шанс…».

Когда она вошла, Фрэнк вежливо приподнялся и снова сел.

— Спасибо, — сказала ему Элен и взяла трубку. — Алло!

Фрэнк услышал, как в трубке звучит гудок.

— Никто не отвечает, — недоуменно сказала Элен.

Он положил вилку.

— Это была какая-то девушка, — сказал он негромко.

Но увидев, какое у нее в глазах разочарование, он почувствовал себя совершеннейшей свиньей.

— Наверное, что-то разъединилось.

Элен окинула его долгим взглядом. На ней была белая блузка, под которой хорошо вырисовывалась ее небольшая грудь. Фрэнк облизал засохшие губы, напряженно думая, что бы ему сейчас сказать, но его буйное воображение, обычно переполненное самыми яркими картинами, было сейчас совершенно бесплодно. Он чувствовал себя прескверно; да ведь он и заранее знал, что так будет, — знал сразу же, как только сделал то, что сделал. Если бы он мог вернуть прошлое, этого бы не случилось.

— Она не сказала, как ее зовут? — спросила Элен.

— Нет.