Арчибалд Кронин - Испанский садовник

Консул снова закричал что-то невнятное. Вскочив на ноги, он, спотыкаясь, бросился вперед, крича, чтобы остановили поезд. Сразу же поднялась суматоха, чьи-то руки рванули стоп-кран. Превозмогая тошноту, Брэнд услышал отчаянный визг тормозов, вагон сильно тряхнуло и понесло юзом. Паровоз с шипением выпустил последний пар, и поезд встал как вкопанный. Толпа, вырвавшись из вагона, побежала вдоль состава назад. Оставшись в пустом вагоне совсем один, консул с усилием выпрямился. Он должен идти, должен. Пошатываясь, он двинулся к выходу.

Они вытащили Хосе. Его охромевшее тело лежало вытянувшись на зеленой насыпи. Одежду привели в порядок. Кто-то прикрыл изуродованное лицо чистым платком. В мягкой зеленой горной траве звездочками сверкали желтые цветы. До слуха доносилось приятное журчание воды. Здесь совсем недалеко была река, которую он так любил, и укрытие, которого стремился достичь.

Старик Педро, стоял вместе со всеми. Не глядя на консула, он тихо, прерывисто прошептал:

— Он не пойдет в тюрьму, сеньор.

Было уже почти десять часов вечера, когда консул, обессиленный и потерявший лоск, свернул на песчаную дорожку, ведущую к Casa Breza . Совершенно подавленный, он не нашел в себе силы вернуться в Сан-Хорхе на поезде, и пошел прочь от железной дороги, шагая вслепую через поля, канавы, низкие каменные ограды, не думая о цели своего пути, а лишь стремясь уйти подальше от того рокового места. Около пяти часов он наткнулся на деревушку Офферино. Оттуда, из маленького почтового отделения, разместившегося в жалком подобии универмага, он позвонил в консульство. Но никто ему не ответил — рабочий день закончился, и все ушли. Тогда он попытался дозвониться домой и попросить Гарсиа приехать за ним на машине. И вновь неудача: сначала номер не отвечал, потом было занято, и наконец, сквозь назойливое жужжание ему сообщили о неисправности.

Местная система связи неизменно служила для консула источником раздражения. Но только не сегодня — темный магазинчик он покинул без единого слова. Ему сказали, что автобус на Сан-Хорхе будет в восемь вечера. Отклонив любезное приглашение хозяина таверны перекусить, он сел на скамейку у побеленной стены и стал покорно ждать, молча понурив голову и ссутулившись, не замечая любопытных взглядов простых деревенских жителей — здешних постояльцев, закусывающих на свежем воздухе рядом с телегами и скотом.

Окончательно лишившись сил, он легко смог позволить своим усталым конечностям расслабиться. Мозг же его, увы, не находил успокоения, он бешено пульсировал, разламывая череп и опутывая его бесконечной паутиной мучительных раздумий. Хосе мертв, он уничтожен, его молодая жизнь погашена… Это казалось невероятным, но факт оставался фактом, и возврата назад не было. Сдерживая беспорядочно скачущие мысли, он пытался убедить себя, что это был несчастный случай… О, весьма прискорбный, но, тем не менее, неизбежный несчастный случай, и он сделал всё от него зависящее, чтобы это предотвратить.

Впрочем, минуточку… Не стоит торопиться с этим утешительным заключением. Не он ли испытывал к Хосе жестокую, злобную ненависть, доведя его до края своими притеснениями и преследованиями? Беззвучный стон вырвался из уст консула, крик невыразимой боли, выплеснувшийся с самого дна его души. Прибытие автобуса лишь на минуту прервало его мучения, слегка рассеяв затянувший глаза Брэнда туман. Он неуклюже влез в почти пустой узкий автобус и с тяжелым вздохом уселся в углу. Начинало темнеть. Когда они подъехали к Сан-Хорхе, сердце консула забилось сильнее.

Сейчас, выйдя из автобуса у поворота к вилле, он пребывал в таком смятении, что с трудом заставил себя двинуться в сторону дома. Сумерки поглотили туман и они же выпустили на волю ветер. Слышно было, как под его порывами скрипят и потрескивают невысокие кедры над обрывом. Казалось, само небо вибрирует, отзываясь эхом на звон гигантского колокола. Дорога потерялась в кромешной темноте. Консул шел медленно, но все равно задыхался и должен был сильно сжать кулаки, принуждая себя идти дальше.

Внезапно расплывчатую темную мглу рассеял свет луны, вынырнувшей из моря небес, и перед консулом замаячили белесые очертания виллы. Злобно ревущий ветер больно хлестнул его. В задних помещениях громко стучала задвижка. Согнувшись и прижав руки к бокам, он воспользовался затишьем между двумя порывами ветра, чтобы повернуть за угол дома. В резком лунном свете на гравийной дорожке плясали яркие тени кустов мимозы, чья листва была словно иссечена серебряными лезвиями. Потом луна пропала так же внезапно, как появилась, и наступившая тьма стала еще глубже, плотнее, чем раньше. Задыхаясь, консул добрался до спасительного крыльца и остановился, склонив голову и вслушиваясь в тишину; затем он с отчаянной решимостью распахнул дверь.

Холл тонул в темноте, и этот огромный беззвучный омут заполнили гулкие удары его сердца. Странный запах, а точнее, едкий дым обжег его ноздри и выбил из глаз слезы. Растерянность окончательно лишила его сил, что-то происходило вокруг него, сам же он не мог пошевелиться. Оцепенение длилось всего несколько секунд, показавшихся ему вечностью. Новый лязг задвижки испугал его, приведя в чувство. Ступор прошел, и, пошатываясь, он зажег спичку. Огонек замигал в его дрожащих пальцах, зашипел и погас.

В этот момент сквозь завывания ветра до него донесся плач. Резко повернувшись, консул пытался разглядеть хоть что-то во тьме. Он ощупью подошел к кухонной двери и, открыв её, с трудом поднял веки. За столом, монотонно раскачиваясь вперед и назад, сидела Магдалина.

— Магдалина, — его голос был едва слышен.

Она посмотрела в его сторону, и он увидел её обуянное ужасом и до неузнаваемости постаревшее лицо, обезображенное большим фиолетовым рубцом.

— Что… — начал он и осекся, плечи его дрожали.

Глядя на него, как на привидение, она стянула на груди разорванное платье.

К нему вернулся голос.

— Бога ради… что происходит?

Тишина, заполненная лишь шумом ветра…

— Он ушел, — простонала она.

— Кто ушел?

— Гарсиа… после всего, что я для него сделала… — глухо вскрикнула она и зашлась в приступе кашля.

Мрачное предчувствие заставило консула содрогнуться. Он подошел к Магдалине и встряхнул её.

— Быстро говори! Куда он ушел?

В отчаянии сжав голову руками, она, казалось, силилась что-то вспомнить.

— Он ушел туда, где ни вы, и никто другой никогда его не найдет. Ваш роскошный автомобиль ездит быстро. Его вы тоже больше не увидите. — Брэнд непроизвольно вздрогнул, и она подняла на него глаза, в которых сверкнула обида. — А чего вы ожидали, дорогой хозяин? Что Родриго будет ждать, пока за ним приедет полиция? Да, да, его зовут Родриго Эспантаго. Он вор, преступник, маньяк — всё вместе. Классно он вас обдурил, да и меня тоже, он всех дурит. Он мне не муж. Я просто его женщина. Сошлась с ним в Мадриде. Он обещал, что будет хорошо со мной обращаться. Он обманул меня, я делала всю работу, он превратил меня в рабыню, этот ленивый грязный чёрт… А теперь он ушел! — выкрикнула она с болью в голосе. — Зачем вы сказали ему, что его ищут? Слышали бы вы, как он над вами потешался. Над вами и вашим маленьким профессором. «Чучело трески и креветка под соусом» — вот как он вас называл. Он все свалил на Хосе. Разве вы этого не поняли? Он ненавидел Хосе и поклялся засадить его в тюрьму. Он и Николаса ненавидел. Он забрал все ваши драгоценности, неплохо поживился. А теперь… — она забилась в истерике, душераздирающе хохоча сквозь слезы. — Теперь он забрал и всё остальное. Он вас здорово надул, он всегда грозился. Вот погодите, вы еще не видели…