Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

— Фру Хаген, это по вашей вине ваш муж так одинок?

— Я и сама одинока, — ответила фру Хаген.

Почтмейстер:

— Правильно. Но вы, художники и музикусы, все-таки не испытываете такого щемящего одиночества. У вас есть искусство, у вас есть гитара и песня.

— Но ты же рисуешь!

— Он рисует? — спрашивает Хольм.

— Ну да. Теперь он злится, зачем я это сказала.

— Ну положим, не злюсь… только ты обещала мне не разбалтывать.

— Значит, вы рисуете? А я и не знал, — говорит аптекарь.

— Какое рисую! Если бы существовала такая должность, то я подал бы заявление в отдел наскальной живописи.

— Ха-ха-ха! — Фру Хаген рассмеялась и, довольная его ответом, сжала его руку.

Они пришли в усадьбу. Во дворе — ни ребенка, ни собаки, полная тишина. В окно горницы им видна хозяйка, она сидит, голая по пояс, разложив на коленях белую сорочку. У нее обвисшие груди.

Они останавливаются.

Фру Хаген спрашивает:

— Почему мы остановились? — И сажает на нос пенсне. — Господи!.. — говорит она.

Аптекарь:

— Почему мы остановились? Насколько я могу разглядеть, там сидит дама и изучает жизнь насекомых в своей сорочке.

— Нет-нет-нет, она ее зашивает, она ее чинит.

Почтмейстер тихо произносит:

— Имейте уважение к бедности!

Фру Хаген:

— Она нас увидела.

— Да, — отвечает Хольм. — Однако не спешит одеться. Признаться, я и не подозревал, что это место кишит подземными жителями. Иначе…

— Что иначе? Что вы там бормочете? Глядите, а вот и дети.

— Ну да. Они еще вдобавок и человекоподобные существа.

— Ну зачем вы прикидываетесь циником? — спрашивает фру Хаген. — Вы же открыли двери гостиницы для голодных детей.

— Что?!

— Так я слышала.

— Какого черта меня сюда приплетают! — вспыхивает аптекарь. — Это был хозяин гостиницы…

— Идите узнайте, можно ли нам войти!

Они получили позволение и вошли. Правда, почтмейстеру захотелось немного побыть снаружи.

Он побрел к полю. Там стоял мужчина и прочищал канаву. Это был Карел, хозяин Рутена. Он был разут, тинистая вода доставала ему чуть ли не до колен.

— Бог помочь! — поздоровался с ним почтмейстер.

— Спасибо! — ответил Карел и поднял голову. Лицо у него было веселое, казалось, его ничего не стоило рассмешить. По нему не скажешь, что он крестился заново и остепенился. — Только вот не знаю, чем он мне поможет. Канава эта что ни год зарастает. А осенью в ней столько воды, впору ставить мельницу.

Почтмейстер увидел посреди поля маленькое озерцо:

— А осушить его нельзя?

— Почему нельзя? Вот только соберусь с силами, и там станет сухо, как в горнице.

— Какая у него глубина?

— Сейчас-то, летом, в самом глубоком месте мне по колено. А на дне — сплошь перегной.

— Карел, тебе надо его обязательно осушить.

— Вот и я так думаю!

— У тебя прибавится кусок хорошей земли.

— Верно. Только вот не знаю, потянули я, — мягко улыбнувшись, произнес Карел. — Да и вообще неизвестно, сколько я еще буду здесь ковыряться. Может еще, адвокат отберет у меня эту усадьбу.

— Адвокат Петтерсен?

— Да. Теперь у него еще и банк.

— Ты банку должен?

— Само собой. Но невелика беда, если два-три года мне повезет на Лофотенах, я выкарабкаюсь! — ответил со смешком Карел.

Песня из горницы доносилась даже сюда. Карел вскинул голову и прислушался.

— Поет, — проговорил он.

Почтмейстер объяснил, что его жена с аптекарем специально пришли, чтобы послушать Гину. Аптекарь даже захватил с собой гитару.

— Гитару? — Карел мигом вылез из канавы, обтер ноги о траву на пригорке и сказал: — Это я должен послушать!

И страстный любитель музыки, Карел, рожденный из ничего и выросший в бедности, неизменный запевала на деревенских вечеринках, бросил работу и поспешил домой. Нет, по нему не скажешь, что он крестился заново и остепенился.

Взойдя в горницу, он поздоровался.

— И не стыдно тебе босому выходить к людям! — сказала ему жена.

— Стыдно, — с полным безразличием ответил Карел. Он устроился возле гитары, не обращая внимания на остальных; аптекарь заиграл, Карел глядел на него — и не мог оторваться.

— Спой теперь, Гина! — попросил кто-то.

И Гина вновь и вновь подымала потолок горницы своим дивным голосом. Карел стоял подавшись вперед и, широко улыбаясь, следил за пальцами гитариста. Когда тот предложил ему попробовать самому, он тут же взял у него из рук гитару и начал перебирать струны, довольный, он пощипывал струны, он был до того музыкален, что, несмотря на кучу ошибок, ухитрился взять аккорды, которым быстро так не научишься.

Аптекарь не стал забирать у него гитару.

На обратном пути они повстречали Августа. Он шел из кузницы, после очередной перепалки с кузнецом, который не умел выковать простейших вещей. Костыли для запасных шин в гараже оказались до того перекалены, что ломались под тяжестью.

— Он их пережег, — фыркнул Август.

— Ну как, вы навестили фру Лунд? — спросил мимоходом аптекарь.

Август коротко кивнул.

— А к судье в контору сходили?

Август не ответил, только хмуро на него глянул.

— Я хотел сказать, за вашими деньгами. За миллионом. Тогда имеет смысл вас ограбить.

Август покачал головой…

Нет, где уж там миллион, никаких денег для него у судьи не было. Важное уведомление оказалось письмом от Поулине из Поллена, которая не собиралась отдавать некую сберегательную книжку, так Августу и скажите! Во-первых, какое он имеет отношение к этим деньгам, раз он передал ей, Поулине, права на все, что оставил в Поллене, включая возможный выигрыш в лотерею. Документ подписан двумя свидетелями. Во-вторых, Август мог бы и сам приехать за деньгами в Поллен, ведь где гарантия, что он — тот самый, за кого себя выдает?

Чертова Поулине, она все такая же, толковая, острая на язык и честная до невозможности. Он будто видел ее перед собой, уже постаревшую, на шее белоснежный воротничок, кольцо с жемчугом.

Судье очень хотелось помочь Августу, а как же иначе, он был доброжелательный и отзывчивый человек (кстати, несколько лет спустя он погиб на Сенье от шальной пули).

— Стало быть, с деньгами в Поллене вышло недоразумение? Они завещаны другому лицу?

— Да, — ответил Август. Только это ничего не значит, он знает Поулине, ей от него не нужно ни одного эре, это она просто так говорит.

Тогда Август сам отправится за деньгами?

Нет. Помимо всего прочего, он не может бросить начатые работы у консула, в особенности прокладку дороги. Под ним же столько народу.

Но он мог бы удостоверить свою личность при помощи документов, чтобы эта дама, Поулине, успокоилась на его счет, так ведь?

— Час от часу не легче.

Что, у него никаких документов?

— Никаких.

Ну а доктор Лунд с женой? Они же знали Августа в его бытность в Поллене.