Павел Крусанов - Бом – Бом

– Боюсь, как бы не вышло двойни, – упредил грядущую историю Норушкин.

– Вот было б славно! Но только в этот раз давай-ка не девиц, а Диоскуров! – мечтательно осклабился действительный тайный советник. – Ты уж, голубчик, за отсрочку на меня не обижайся, поверь – всяк на своём месте отечеству послужит. Да и нынешняя напасть для России, по всему, ещё не напасть, а так – чепуха, увертюра.

Норушкину вдруг показалось, что Усольский стал как будто меньше ростом. Заметив, что Илья заметил, тесть вздохнул:

– Нелепо как-то. Гамбургские эзотерики гномье слово нам выкликнули, а Германия, собственно, даже не по моему управлению проходит. Но рикошетом всё равно по мне. Слава Богу, царапнуло только...

Справив дела, Илья с близняшками поспешил вернуться в Побудкино. Домашние хотели было оставить Дашу в Петрограде, но сестры на два голоса пропели такую эклогу о прелестях безмятежной и чистой деревенской жизни, что маменька с папенькой сдались.

В следующий раз Норушкин привёз беременную Машу в столицу на первый сочельник, чтобы отпраздновать Рождество в кругу родни, как испокон заведено, Даша переслала с сестрой для родителей письмо, в котором красочно изобразила свои огорчения по тому безотрадному поводу, что не смогла приехать сама, поскольку, катаясь с ледяной горы на санках (когда маменька вслух за столом читала письмо папеньке, не по сезону смуглый Илья в этом месте едва сдержал улыбку), ужас как подвернула ногу.

А в конце мая они уже явились из Побудкина впятером: умиротворённый Норушкин, хлопочущая вокруг сестры Даша и счастливая Маша с полуторамесячной двойней в батистовых конвертах. Мальчиков звали Антон и Платон – надо ли говорить, что они были похожи, как башмаки из одной пары?

Год бушевала в Европе и Закавказье блистательная бойня, и ещё год над чёрными полями махали битвы опалёнными крыльями знамён, но Илья был беспечен и жил прежней жизнью – не зная, кто из сестёр ему жена, и не желая знать, – как будто на нём закончилось заветное служение и ангелы отвернулись от него, как отвернулись они от двенадцати колен потомства заповедного Тимофея. И лишь спустя ещё полгода что-то в нём оборвалось, лопнула неведомая струна и прокатился звон раскатистым эхом: Николая больше нет, и он почувствовал, что через это страшное больше нет на мир идёт неумолимая лавина ужаса, – сердце Ильи содрогнулось, и древняя кровь Норушкиных исподволь вскипела и поднялась в нём, слишком тяжёлая, слишком красная, чтобы смешаться с другой.

В мире, каким он теперь был, для Ильи, каким он отныне стал, больше не было места. Илья не хотел и не мог продолжаться.

На ледяном февральском перроне Норушкина провожали Маша с Дашей и князь Усольский – внезапно и спешно Илья уезжал в родовое имение. Кажущаяся беспричинность его отъезда поначалу встревожила сестёр, они даже слегка всплакнули солёными и сладкими слезами, поскольку одинаково чувствующие сердца их предощущали рядом какой-то роковой предел, но, видя всецелое потворство решению Норушкина со стороны папеньки, вскоре они успокоились и теперь, заговорщически переглядываясь, шептали Илье каждая своё; Маша в левое ухо напоминала, чтобы тот привёз свежей редиски, а Даша в правое просила лесной малины.

Метель мела по земле последние белые косы, ветер жег лицо. Наконец подали поезд.

– Счастливо, голубчик, – обнял Илью ещё не вернувший себе прежнего роста действительный тайный советник. – Храни тебя Господь.

На следующий день столпы земли подвинулись со своих мест, и это было слышно от бездны недр до пределов неба. Сидевшие в тот час за чаем в натопленной столовой близнецы разом завыли, как воют только грешники после смерти в своих посмертных снах. Больше в Петроград Норушкин не вернулся ни с редиской, ни с малиной, ни без.

Что ещё? Летом восемнадцатого, грубо взломав охранительные чары, ЧК арестовала и казнила князя Усольского. А следом, через две недели, на пороге квартиры Усольских в хрустящей кожанке и с огромной буковой коробкой маузера на бедре появился Лёня Циприс (ещё в тюрьме он примкнул к «межрайонцам», а потом вместе с ними подался в большевики); предъявив мандат и ордер, он по очереди потрепал по голове Антона с Платоном и увёл с собой Дашу. Впрочем, возможно, это была Маша.

А летом девятнадцатого в побудкинский дом ударила двузубая молния, и он, вместе с часовней, в одну ночь сгорел до фундамента.

Склонившись над столом, Андрей самозабвенно правил текст состряпанного накануне кодекса. Заказ и аванс (таким не бросаются) доставил уже знакомый окостюмленный курьер – то ли свидетель Иеговы, то ли брокер.

На этот раз деньги были не бестолковые – Андрею как специалисту по теоретической фонетике египетского языка Среднего царства предлагали составить нечто вроде свода жизненных, освящённых тысячелетними традициями правил для сотрудников асфальтовой корпорации «Тракт». Андрей составил. В основу кодекса легли «Поучения Птахотепа», сочинённые визирем V династии Исеси, «Поучения для Кагемни», приписываемые визирю VI династии Каирису, и «Изречения Хенсухотепа», принадлежащие чёрт знает кому.

В квартиру (уже владела собственным ключом) влетела возвратившаяся из Мухи Катя – такая лёгкая, что под ней не щёлкал паркет и, вздумай она сейчас сигануть в окно, нипочём бы не разбилась.

– Послушай, детка, что я тут сфабриковал, – обрадовался аудитории Норушкин и зачитал по пунктам:

1. Знай – Смотрящему угодно послушание, безба шенных Смотрящий опускает.

2. Если ты унизил себя, служа реальному автори тету, это не западло – твой поступок будет угоден Смотрящему, и Он не опустит тебя.

3. Если ты был сявкой, а попал в масть, если ты был беден, а теперь насос, если тебя щемили, а ты поднялся – не становись лютым от своего фарта, ибо ты всего лишь хранитель того, что дал тебе Смотрящий.

4. Если ты имеешь делянку, чтобы кормиться, – обихаживай территорию, которую отвёл тебе Смо трящий, не беспредельничай, не драконь лоха, но по строй его так, чтобы он ужаснулся и отдал тебе лихву сам.

5. Ты не должен попусту плющить ни фраера, ни трясогузку, ибо это противно Смотрящему, и, ес ли кто-то скажет, что будет жить так. Смотря щий опустит его.

6. Опекай тех, кто ходит под тобой, затирай за них и довольствуй их настолько, насколько смо жешь, – так должны поступать реальные пацаны, к которым благосклонен Смотрящий.

7. Смотрящий не любит ёжиков – бакланов Он опускает.

8. Смотрящий не любит зябликов и панчух– их Он опускает.