Григорий Белых - Дом веселых нищих

Телега остановилась у лестницы.

— Рыжий! — удивленно воскликнул Женька, поглядывая на мальчишку. — Рыжий, а батька черный.

— Да это не батька, — сказал Васька. — Это Эфройкин.

— Ну и дурак! Батька и есть Эфройкин… Пока ребята спорили, издали наблюдая за рыжим мальчиком, к возу подошел дворник Степан.

— Перенесть, что ли? — лениво спросил он часовщика, стоявшего в нерешительности.

— Да, да, перенесите, — быстро проговорил Эфройкин.

— За труды рублик положьте, — сказал Степан.

— Хорошо, таскайте, я сейчас… — Эфройкин ушел наверх.

— Поспорим, что батька, — горячился между тем Женька.

— Спорим!

— На сто фантиков.

Васька не хотел уступать.

— Эй, мальчик!

— Что? — отозвался рыжий.

— Что, Эфройкин, который здесь был, твой отец?

— Да…

— Ага! Давай сто фантиков, — закричал Женька.

Но Васька не сдавался.

— А почему он черный, а ты рыжий!

— Я не знаю, — засмеялся мальчик

— А как тебя зовут? — спросил Poман

— Исаак.

— Как?

— Ну, Иська…

— Идем тогда с нами — будем мух ловить, предложил Роман.

— Идем! — закричали ребята.

Иська нерешительно улыбнулся.

— Пойдемте, только я не умею мух ловить.

Ребята, захватив рыжего, побежали к помойке.

В солнечный день мух видимо-невидимо на помойке. Тучами носятся они над мусором, ползают по стенам, греясь на солнце, и стены сверкают, как слюдяные, от блеска бесчисленных прозрачных крылышек.

Стали ловить мух.

— А ты откуда? — спросил Роман.

— Из Шклова, — сказал Рыжий.

— Это что же — город или деревня?

— Город, немножко только поменьше Петербурга.

— А мать есть у тебя?

— Матери нет, — сказал печально Рыжий. — Она вот две недели назад умерла. Меня и взял отец, потому что негде жить мне в Шклове.

Рыжий всем понравился, только мух ловить действительно не умел.

— Хороший шкет, — сказал Женька, когда Иська убежал домой.

На другой день Иська с утра прибежал к ребятам играть. Катали по двору колесики, играли в карточки, бегали на Троицкий смотреть военный парад, собирали папиросные коробки. Иська быстро перезнакомился со всеми, и к вечеру ребятам казалось, что они уже давно знают рыжего мальчишку.

— Давайте на сено прыгать, — предложил Роман.

Около сарая лежало сено, раскиданное для просушки. Туда и прыгали ребята с невысокой крыши.

Прыгал и Иська, только в первый раз дух захватило. Нужно было подойти к краю крыши, потом разом оттолкнуться ногами — и лететь вперед и вниз, прямо на сено. Сено душило пряным запахом, набивалось в нос, в уши, в рот.

Ребята развозились. Чихая, отплевываясь, снова лезли на крышу. Устроили очередь, но каждый старался прыгнуть лишний раз. На краю крыши столкнулись Женька и Васька.

— Я первый, — сказал Женька.

Женька был прав, но Васька не забыл проигранные сто фантиков.

— Ты потом, — сказал он.

— Нет, сейчас.

Ребята топтались на краю крыши, отталкивая друг друга.

— Не пущу, — хрипел Женька, стараясь удержать Ваську, но тот был сильнее.

— Не пустишь?

— Нет.

— Прыгай же!

Васька с силой толкнул Женьку. Женька упал, покатился по краю и, зацепившись за гвоздь, повис в воздухе. Раздался треск, потом Женька плашмя шлепнулся в сено, а на гвозде, как флаг, остался развеваться кусок штанины.

По двору разнесся рев. Ребята знали по опыту, что за ревом последует расправа, поэтому, не дожидаясь, пока выскочат родители, рассыпались. Не побежал только Иська. Он спокойно спрыгнул с крыши, подошел к Женьке и попробовал даже его поднять, но Женька забрыкался и остался лежать, не переставая реветь.

На крик сына выскочила кузнечиха. Увидев разорванные штаны, она всплеснула руками и заголосила:

— Мерзавцы! Разбойники! Штаны… Стервец ты этакий… Мало тебя батька порет!..

И вдруг кузнечиха увидела Иську. Через секунду ее цепкие руки уже трясли его. Раз, раз… Две пощечины обожгли Иськины щеки. Иська упал и заплакал.

На шум пришел старший дворник. Не разобравшись, в чем дело, дворник схватил Иську за воротник и поволок по двору. У самой лестницы он столкнулся с Иськиным отцом.

Ребята, наблюдавшие из-за угла, встрепенулись, ожидая, что отец Иськи сейчас сцепится с дворником. Еще не было случая, чтобы родители давали в обиду своих детей.

Ругался дворник, кричала кузнечиха, а отец Иськи и не думал заступаться за сына. Он виновато улыбался и что-то говорил, как будто оправдывался.

— Ну, глядите, — пригрозил под конец дворник. — Чтоб впредь этого не было.

Иськин отец съежился и, взяв за руку плачущего сына, увел его домой.

— Здорово, — вздохнул Роман. — Ну и батька, не заступился даже.

Всем было жалко Иську. Только Васька нахально засмеялся и сказал:

— А по-моему, так ему и надо. Пусть не суется.

С этими словами Васька повернулся и ушел.

— Избаловался ты, — сказала вечером Роману мать. — Стыдно даже.

Из этого Роман понял, что ей известна история со штанами.

Но больше ничего не случилось. Зато на другой день к вечеру мать засуетилась, полезла в сундук и достала свежую матроску и новые штаны.

— Одевайся, — сказала она Роману.

Роман вздохнул и оделся. Мать внимательно и строго оглядела его со всех сторон.

— Ну ладно. Идем.

По сборам Роман ожидал долгого путешествия, поэтому очень удивился, когда увидел, что мать направляется к Троицкому собору.

«Молиться, что ли?» — подумал Роман. Но когда вошли в церковь, он сразу почувствовал неладное. Церковь была полна ребят. Как будто со всего города собрали детей в собор. Мальчишки и девчонки, сверстники Романа, заполнили храм. Они громко разговаривали и смеялись, а между ними двигались похожие на монашек дамы.

У прилавка, где всегда продавались свечи, стояла очередь. Здесь были мужчины и женщины с детьми. Мать, не отпуская от себя Романа, стала в очередь и сразу же заговорила с какой-то женщиной. Роман прислушивался к разговору и глядел по сторонам. Вдруг он увидел Ленку, дочь старшего дворника, и еще несколько девчонок из своего дома.

— Что же они тут будут делать? — спрашивала мать.

— О, тут хорошо! — восклицала женщина. — Тут их будут обучать грамоте, будут устраивать беседы. Их тут разделят на десятки. К каждому десятку воспитательница приставлена. Она, знаете, будет следить за ними. Я и сама вот привела своего сорванца.

— Как звать? — спросил рядом скрипучий голос.

Роман оглянулся и увидел, что уже стоит перед прилавком. Прямо на него глядели водянистые глаза строгой дамы в шляпке с куцым пером.

— Романом звать, — ответила мать.

— Сколько лет?

— Восемь.

— Будешь аккуратно посещать беседы? — спросила дама Романа.

— Будет, обязательно будет, — опять подтвердила мать.