Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров

Мне не понравилось это местоимение "мы" в ее устах, однако я понял, куда она клонит, и, хоть жаль было разрушать ее надежды, пришлось дать ей отпор.

– Вы хотите, чтобы я замолвил словечко за Гарольда? Отвел дядюшку в сторону и расписал яркими красками, какой он необыкновенный, талантливый, замечательный? Я бы с радостью, дорогая Стиффи, но увы – старик и слушать меня не станет.

– Нет, нет, я совсем не о том.

– Не знаю, что еще я могу для вас сделать.

– Сейчас расскажу, – возразила она, и меня снова кольнуло недоброе предчувствие. Я внушал себе, что должен проявить твердость, но из головы не шла Роберта Уикем и злосчастная грелка. Мужчина может сколько угодно тешить себя иллюзией, что у него стальная воля, что он непреклонен, если вам больше нравится это словечко, но вдруг туман рассеивается: он видит, что позволил девице с опилками вместо мозгов вовлечь себя в безумную авантюру. Нечто подобное сотворила в свое время Далила с Самсоном.

– Так что же? – настороженно спросил я.

Она почесала своего пса Бартоломью за ухом.

– Расхваливать Гарольда дяде Уоткину бесполезно. Нужно действовать куда более тонко. Придумать какой-нибудь хитрый план, чтобы сразить его наповал. Вы читаете "Будуар элегантной дамы"?

– Написал как-то для него статью "Что носит хорошо одетый мужчина", но вообще редко беру в руки. А что?

– В прошлом номере там был рассказ: один герцог не позволяет дочери выйти замуж за своего секретаря, очень красивого молодого человека, и тогда секретарь просит своего друга пригласить герцога покататься на лодке, лодка вроде бы случайно переворачивается, секретарь прыгает в озеро, спасает герцога, и тот благословляет влюбленных.

Ну уж дудки, надо немедленно выбить эту дурь из ее головы.

– Если вы задумали отправить меня кататься на лодке с сэром Бассетом, да чтобы я потом эту лодку опрокинул, забудьте про этот бред, и чем скорей, тем лучше. Кстати, он бы никогда не поплыл со мной.

– Верно, не поплыл бы. Да у нас и озера нет. А о деревенском пруде Гарольд мне и думать запретил, там вода слишком холодная, нырять в такое время года он не станет. Все-таки он со странностями.

– Восхищаюсь его здравым смыслом.

– Потом я прочла другой рассказ, он мне тоже понравился. Один влюбленный молодой человек уговаривает своего друга переодеться бродягой и напасть на отца девушки, а сам бросается на него и "спасает" отца.

Я легонько потрепал ее по руке.

– Во всех ваших планах я отмечаю один и тот же изъян, – пояснил я. – У героя имеется полоумный друг, готовый ради него вляпаться в самую дурацкую историю. У Пинкера такого друга нет. Я очень хорошо отношусь к Гарольду, можно сказать, люблю его как родного брата, но есть границы, которых я не преступлю даже ради его счастья и блага.

– Никто вас и не заставляет ничего преступать, потому что он и на второй план наложил вето. Его тревожит, как к этому отнесется викарий, если вдруг все обнаружится. Зато третий ему понравился.

– Так у вас в запасе есть еще и третий?

– Есть, и совершенно гениальный. Самое лучшее в нем то, что Гарольд не подвергается никакому риску. Ни один викарий в мире не сможет его ни в чем упрекнуть. Единственная загвоздка в том, что кто-то должен ему помочь, и я не представляла, кого можно попросить об этой услуге, но тут стало известно, что приезжаете вы. И вот вы, слава Богу, здесь, все наконец устроилось.

– Вы так думаете? Я уже говорил вам и могу повторить: никакими силами вы не втянете меня в свои гнусные интриги.

– Ах, Берти, ну зачем вы так. Мы на вас рассчитываем. Это такой пустяк, и говорить не о чем. Вы должны украсть серебряную корову дяди Уоткина, только и всего.

Интересно, что бы вы стали делать, если бы на вас дважды, не дав передыху, обрушилась такая фантасмагория – утром, за завтраком, и перед самым ужином? У вас бы, наверное, ум за разум зашел. Думаю, почти у всех бы ум за разум зашел. Лично меня это бредовое требование не ужаснуло, а наоборот – позабавило. Если мне не изменяет память, я даже расхохотался. И правильно сделал, потому что потом мне было долго не до смеха.

– Только и всего? Расскажите подробнее, – попросил я, желая развлечься выдумкой этой гнусной интриганки. – Значит, я краду его серебряную корову, да?

– Именно! Он привез ее вчера из Лондона для своей коллекции. Морда у коровы такая, будто она в стельку пьяная. Дядя от нее в диком восторге. Поставил перед своим прибором за ужином и без умолку расхваливал. Тут мне и пришла в голову эта мысль. Гарольд ее украдет, а потом принесет обратно, дядя Уоткин обрадуется и в благодарность начнет раздавать приходы направо и налево. Но потом я сообразила, что мой план не вполне совершенен.

– Не вполне совершенен? Быть того не может.

– Увы. Неужели вы сами не видите? Ну скажите, каким образом вещица оказалась у Гарольда? Если в чьей-то коллекции имеется серебряный сливочник в форме коровы и вдруг он исчезает, а назавтра местный священник приносит вещь владельцу, он должен толково и вразумительно объяснить, как она к нему попала. Ведь очевидно же, что все должны поверить, будто корову украл кто–то посторонний.

– Ясно. И вы хотите, чтобы я надел черную маску, проник в гостиную через окно, похитил этот objet d'art [12] Произведение искусства (фр.) и передал в руки Пинкеру? Ну, ну. Потрясающе.

Произнес я свою реплику ехидно и с издевкой, казалось бы, даже глухой это услышит, но девица была непрошибаема: на ее лице расцвела счастливая улыбка.

– Ах, Берти, какой у вас проницательный ум. Вы словно прочли мои мысли. Только маску надевать не обязательно.

– Ну почему же, она поможет мне войти в роль, вам не кажется? – спросил я все так же ядовито.

– Может быть. Если хотите в маске – пожалуйста. Главное – влезть в окно. Обязательно наденьте перчатки, а то останутся отпечатки пальцев.

– Как же-с, всенепременно надену.

– А Гарольд будет ждать рядом, вы ему и передадите корову.

– И сразу же сяду в Дартмурскую тюрьму, отбывать срок за совершенное преступление.

– Нет, нет! Вы вступите с ним в схватку и, конечно, убежите.

– В схватку?

– А Гарольд вбежит в дом, весь покрытый кровью...

– Позвольте полюбопытствовать, чьей кровью?

– Ну, я считаю, что кровь должна быть ваша, а Гарольд настаивает, что его. Для пущего эффекта все должны увидеть следы борьбы, и я придумала, что он разобьет вам нос. Но он считает, что впечатление усилится, если кровь будет литься буквально ручьями. Поэтому мы решили, что вы оба разобьете друг другу носы. Гарольд с криком вбегает в дом, протягивает корову дяде Уоткину, рассказывает, как он ее отнял у грабителя, и все устраивается наилучшим образом. Не может же дядя Уоткин просто сказать "спасибо" и этим ограничиться. Если у него есть хоть капля совести, он должен будет расщедриться на приход. Правда, гениально?