Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров

Внимание сэра Уоткина Бассета было приковано к его дворецкому. Дворецкий стоял в дверях, держа в правой руке серебряный поднос для писем и визитных карточек. На подносе лежала каска полицейского.

Помню, Растяпа Пинкер, который, завершая свое образование в Оксфорде, работал в социальной сфере и обслуживал неблагополучные районы Лондона, – так вот. Пинкер описывал мне в подробностях ощущения, которые он испытал, когда в один прекрасный день распространял свет слова Божьего в Бетнал-Грин, а рыбный торговец неожиданно лягнул его ногой в живот. У него возникло странное чувство нереальности окружающего и одновременно почему-то показалось, что он вступил в густой туман. Почему я об этом вспомнил? Да очень просто: в тот миг я испытал нечто до смешного похожее.

Вы, вероятно, помните, в последний раз я видел дворецкого, когда он пришел доложить мне, что Мадлен Бассет будет рада, если я смогу уделить ей несколько минут, и я еще признался, что он как бы плыл перед моими глазами. Сейчас он не столько плавал, сколько смутно колыхался среди плотного клубящегося тумана. Но вот с моих глаз пала пелена, теперь я был в состоянии посмотреть, а что же остальные.

Все были ошарашены. Папаша Бассет напоминал героя стихотворения, которое мне пришлось переписать в школе пятьдесят раз в наказание за то, что я принес белую мышь на урок английской литературы: он смотрел на каску, как астроном на открытую им новую планету; тетя Далия и полицейский Оутс напоминали – одна отважного Кортеса, безмолвно взирающего на просторы океана с берега, другой – матросов, которых осенила фантастическая догадка.

Долгое время никто не мог пошевельнуться. Потом полицейский Оутс издал полузадушенный вопль, точно мать, увидевшая в море своего потерявшегося ребенка, коршуном кинулся к дворецкому, схватил свой головной убор и, вне себя от счастья, прижал к груди.

Все очнулись от столбняка. Старик Бассет ожил – будто кто-то кнопку нажал.

– Где... где вы ее взяли, Баттерфилд?

– Нашел в клумбе, сэр Уоткин.

– Как вы сказали – в клумбе?

– Странно, – заметил я. – Очень странно.

– Да, сэр. Я выгуливал собачку мисс Бинг и, когда проходил вдоль дома, с этой стороны, заметил, что мистер Вустер выбросил что-то из своего окна. Предмет упал в клумбу и при рассмотрении оказался каской.

Старик Бассет глубоко вздохнул:

– Благодарю вас, Баттерфилд.

Дворецкого будто ветром сдуло, а старый хрыч повернулся на сто восемьдесят градусов и сверкнул на меня стеклышками пенсне.

– Ну-с, что скажете?

Трудно ответить что-то остроумное, когда вам приставляют к горлу нож: "Ну-с, что скажете?" Я счел самым мудрым промолчать.

– Это ошибка, – безапелляционно заявила тетя Далия, и, нужно сказать, эта манера как нельзя более соответствовала ее облику. – Каска наверняка упала из другого окна. В темноте очень легко перепутать.

– Ха!

– А может быть, ваш слуга просто лжет. Да, это очень похоже на правду. Кажется, я все поняла. Этот ваш Баттерфилд и есть злоумышленник. Он украл краску и, зная, что ее ищут и разоблачение неизбежно, решил пойти напролом и обвинить Берти. Верно, Берти?

– Не удивлюсь, если так все и было, тетя Далия.

– Конечно, именно так все и произошло. Картина проясняется с каждой минутой. Этим слугам с елейным видом совершенно нельзя доверять.

– Совершенно.

– Помню, я еще подумала, что у него взгляд вороватый.

– Я тоже подумал.

– И ты обратил на это внимание?

– Сразу же.

– Он напомнил мне Мергатройда. Берти, помнишь Мергатройда?

– Это ваш дворецкий, который служил перед Помроем? Осанистый такой детина?

– Именно. А физиономия – ну до того благообразная, архиепископ позавидует. Этой физиономией он нас всех и купил. Мы ему слепо доверяли. И чем все кончилось? Украл серебряный нож для разделывания рыбы и заложил в ломбард, а деньги просадил на собачьих бегах. Этот Баттерфилд – второй Мергатройд.

– Может быть, родственник.

– Не удивлюсь. Ну вот, все разъяснилось ко всеобщему удовлетворению, Берти вне подозрений, на его репутации ни пятнышка, так что не разойтись ли наконец нам всем по своим спальням? Уже поздно, и если я не просплю своих положенных восьми часов, от меня останутся одни ошметки.

Она говорила так мило, сердечно, приветливо, будто мы все лучшие в мире друзья, о пустячном недоразумении и вспоминать не стоит, и когда выяснилось, что старый хрыч Бассет не разделяет ее настроения, мы пережили легкий шок. Его тон прозвучал полнейшим диссонансом:

– Я с удовольствием подтверждаю вашу гипотезу, миссис Траверс, что кто-то здесь лжет. Но вы заявили, что лжет мой дворецкий, и тут я вынужден не согласиться с вами. Мистер Вустер чрезвычайно умен... на редкость изобретателен...

– Благодарю вас.

– ...но, боюсь, я не могу разделить вашу уверенность, что он вне подозрений. Напротив, буду с сами откровенен: именно его я и подозреваю.

Пенсне посмотрело на меня холодно и с угрозой. В жизни не встречал человека, чье выражение нравилось бы мне так мало.

– Вы, вероятно, помните, мистер Вустер, что в ходе нашей беседы в библиотеке я поставил вас в известность, с какой серьезностью подхожу к совершенному преступлению. Я также довел до вашего сведения, что считаю неприемлемым ваше предположение, будто на злоумышленника довольно наложить штраф в размере пяти фунтов, каковым отделались вы, когда предстали передо мной на Бошер-стрит по обвинению в аналогичном проступке. Я сообщил вам, что, когда хулиган, нанесший столь тяжкое оскорбление действием полицейскому Оутсу, будет арестован, его ожидает заключение в тюрьму. И я не вижу оснований пересматривать свое решение.

Заявление вызвало смешанную реакцию у прессы. Юстас Оутс, несомненно, его поддержал. Он на миг оторвал взгляд от каски и в знак одобрения улыбнулся; если бы не въевшаяся в плоть и кровь привычка к дисциплине, он бы наверняка крикнул: "Правильно! Правильно!" Мы же с тетей Далией, напротив, не одобрили выступавшего.

– Полно, сэр Уоткин, перестаньте, ну что вы, в самом деле, – кинулась увещевать его тетя Далия, всегда грудью встающая на защиту интересов клана. – Вы не можете так поступить.

– Могу, мадам, и непременно поступлю. – Он протянул руку в сторону Юстаса Оутса:

– Полицейский!

Он не добавил: "Арестуйте этого человека" или "Выполняйте ваш долг!", но бравый служака и без того понял. Он истово заковылял ко мне. Я не удивился бы, положи он мне руку на плечо или достань наручники и защелкни на моих запястьях, однако ничего подобного не произошло. Он просто встал рядом со мной, будто мы собирались исполнить танцевальный дуэт, и остался стоять, раздуваясь от важности.

Тетя Далия продолжала улещивать и урезонивать папашу Бассета: