Уильям Хоуэллс - Возвышение Сайласа Лэфема

— Да, — сказал Бромфилд Кори. — Том уже имел удовольствие — которого ожидаю и я — видеть всю вашу семью. Надеюсь, что он вам здесь полезен? — Кори рассеянно оглядел кабинет Лэфема, затем клерков в их отгороженном помещении, и наконец взгляд его остановился на необычайно хорошенькой девушке, печатавшей на машинке.

— Что ж, сэр, — ответил Лэфем, впервые смягчаясь, так как разговор коснулся его дел. — Если мы не получим от него пользы, так только по нашей вине. Кстати, Кори, — обратился он к молодому человеку и взял со своего бюро несколько писем. — Это по вашей части, испанские или французские.

— Я их просмотрю, — сказал Кори, направляясь к своей конторке.

Его отец поднялся со стула.

— Не уходите, — сказал Лэфем, жестом приглашая его снова сесть. — Я его нарочно на минуту отослал. У меня правило: не говорить таких вещей в глаза. Но вы меня спросили, так почему не сказать, что у меня еще не было никого, кто так пришелся бы здесь, как ваш сын. Может, это для вас не важно…

— Я очень счастлив это слышать, — сказал Бромфилд Кори. — Право, очень счастлив. Мне всегда казалось, что у сына есть способности, если бы только он сумел их выявить. А вашим делом он занялся из любви к нему.

— Он правильно взялся за него, сэр! Он мне об этом говорил. Он постарался в него вникнуть. А моя краска этого стоит.

— О да! Он так хвалит ее, точно сам изобрел.

— Неужели? — спросил Лэфем, все более довольный. — Да, иначе нельзя. Надо верить в дело, иначе не вложишь в него души. У меня был когда-то компаньон, сразу после войны, и вечно его тянуло к чему-то другому. Я ему говорил: «У вас в руках лучшее дело на свете. Чего вам еще?» Пришлось от него избавиться. Я держался своей краски, а его все носило по стране, а капитал у него все таял; недавно пришлось мне одолжить ему денег, чтобы начал с начала. Нет, сэр, в дело надо верить. А я верю в вашего сына. И скажу вам: у него все идет отлично.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Какая тут любезность! Я вот говорил недавно одному приятелю: многих я брал прямо с улицы, уж, кажется, с детства привычных к тяжелой работе, так и от тех было меньше толку, чем от вашего сына.

Лэфем был чрезвычайно доволен собой. Ему, вероятно, казалось, что он сумел, как бы между прочим, расхвалить и непревзойденные достоинства своей краски, и собственную мудрость и щедрость; и вот он сидит напротив Бромфилда Кори и хвалит его сына, слушая в ответ благодарность, точно тот был отцом какого-нибудь рассыльного, которому он, Лэфем, дал работу чуть ли не из милости.

— Да, сэр, когда ваш сын предложил у меня работать, я, по правде сказать, сперва не очень поверил в его задумки. Но я поверил в него, я сразу увидел, что человек он дельный. Я увидел, что таков он от природы. И всякий бы увидел.

— Боюсь, что он не прямо от меня это унаследовал, — сказал Бромфилд Кори, — но это все же у нас в крови, и с отцовской, и с материнской стороны.

— Тут уж ничего не попишешь, — посочувствовал Лэфем. — Кому дано, а кому нет. Надо только получше использовать то, что дано .

— О, совершенно верно.

— А что человеку дано, он и сам не знает, пока не испытал себя. Я вот, когда начинал дело, не знал и наполовину, сколько у меня сил. Теперь сам дивлюсь, оглянувшись назад, какие я вынес передряги, через что прошел. Просто сил у меня прибывало. Это все равно что упражнять мускулы в спортивном зале. Потренируйтесь месяц и станете подымать вдвое и втрое больше, чем вначале. Так и с вашим сыном. Не беда, что он окончил колледж, это с него скоро сойдет; и что воспитанный — не беда, об этом не тревожьтесь. Я заметил, когда был в армии, что самые удалые парни как раз из тех, кому до войны доставалось не больше работы, чем барышням. У вашего сына все пойдет хорошо.

— Благодарю вас, — сказал Бромфилд Кори и улыбнулся, ограждаясь от благодеяний Лэфема то ли смирением, о котором иногда заявлял, то ли тройною броней гордости.

— Хорошо пойдет. Он хороший делец и отличный малый. Вы уже уходите? — спросил Лэфем, когда Бромфилд Кори поднялся, на этот раз решительно. — Рад был с вами познакомиться. Понятно, вам хотелось посмотреть, как он тут устроился, и правильно. И я бы поступил так же на вашем месте. А вот образцы нашего товара, — сказал Лэфем, указывая на банки, стоявшие у него в кабинете, в том числе и на сорт «Персис».

— О, прелестно, прелестно! — сказал его гость. — Такой богатый цвет и так красиво просвечивает сквозь стекло. А что, «Персис» — это название?

Лэфем покраснел.

— Персис — это имя. Может, читали интервью в «Событиях»? Его у меня недавно брали.

— Что такое «События»?

— Ну как же, новая газета. Фамилия издателя Уизерби.

— Нет, — сказал Бромфилд Кори, — не читал. Я читаю «Дейли». — Он имел в виду «Дейли адвертайзер», единственную «Дейли», какую признают старые бостонцы.

— Много там мне приписано, чего я и не говорил, — сказал Лэфем, — но не важно, раз вы не читали. А вот отдел, где работает ваш сын, — он показал этикетки на иностранных языках. Потом повел гостя на склад, где стояли самые большие бочки.

Наверху лестницы гость кивнул сыну и сказал: — До свиданья, Том, — а Лэфем непременно захотел проводить его до входных дверей. — Заходите еще, — сказал он радушно. — Всегда рад вас видеть. И в делах сейчас как раз затишье. — Бромфилд Кори поблагодарил, а Лэфем все не выпускал его руку. — А захочется вам прокатиться на славной лошадке… — начал было полковник.

— О нет, нет, благодарю вас. Чем лучше лошадь, тем сильней будет мой страх. Том рассказывал, как вы ездите.

— Ха, ха, ха! — рассмеялся полковник. — Что ж, дело вкуса. Доброго утра, сэр! — И наконец отпустил гостя.

— Перед кем это наш старик нынче расхвастался? — спросил бухгалтер Уокер, подходя к конторке Кори.

— Это был мой отец.

— Ваш отец? А я подумал, что кто-нибудь из итальянских клиентов, которым вы показываете склад. Или испанских.

И действительно, Бромфилд Кори, неспешно шагавший по улицам, на которых выросло благосостояние его родного города, выглядел там чем-то чужеродным. Он озирал фасады домов и извивы улиц словно иностранец; смуглый торговец фруктами, у которого он купил яблоко, по-видимому, ради удовольствия держать его в руке, не удивился, что покупатель говорил на его языке.

Лэфем прошел через общую комнату, не взглянув на Кори, и вплоть до конца дня говорил с ним только о работе. Этим он, как видно, хотел показать Кори, что не так уж потрясен оказанной ему честью. Но в Нантакет он приехал настолько под впечатлением этого события, что жена спросила:

— Что, Сайлас, уж не приходил ли Роджерс занять еще денег? Смотри не перестарайся. Ты и так сделал для него достаточно.

— Не бойся. Роджерса я больше не видел. — Он помедлил, словно упоминая о чем-то не столь уж важном: — Приходил отец Кори.