Вадим Шефнер - Миллион в поте лица

Так или иначе, из квартиры выходить было нельзя, и Костя пошел в комнату Которого, чтобы поработать для него на машинке. На столе он нашел рукописные предсказания от имени нескольких знаменитых людей. Он успел перепечатать предсказы Боборыкина, Колумба, Коперника, летописца Пимена и заканчивал предсказ Песталоцци («…исходя из чего, жди молниеносно-разящего удара судьбы и готовься к передислокации на Митрофаньевское кладбище»), когда вошла тетя Аня и сказала:

– Да, чуть не забыла: Михаил Васильевич предупредил, что эту ночь не будет дома. Он идет в гости к своим знакомым. Я попрошу Нину Сергеевну, чтобы она тебя устроила у себя, как в прошлый раз.

Месяц тому назад тетя Аня тоже дежурила ночью, и Который тоже был в гостях, и Костю пристроили в Нютиной квартире, в пустой комнате. Но тогда был обычный, не керосиновый день!

– Тетя Аня, я и дома переночую, – решительно заявил Костя. – Ты не беспокойся за меня!

– Что ж, – согласилась тетя Аня, – ночевать в квартире одному – это тоже может пригодиться в жизни… Но сумеешь ли ты как следует забаррикадировать дверь?

– Сумею. Еще как!

– Но запомни, если будут ломиться налетчики – беги к окну и зови на помощь дежурных. И утром, когда будешь на буржуйке кипятить чай, ради бога, не зарони огня. Я слыхала, что вчера в Гавани сгорел трехэтажный дом. Погибло пять пожарных.

Тетя Аня ушла на дежурство, а Который все не возвращался домой. Наконец в десятом часу он явился. Он прямо в прихожей поставил на сундук свой предсказательный ящик и пошел в комнату, напевая:

В коридоре остался слабый запах спиртного. Дядя Миша успел где-то «подханжиться». Случалось это очень редко, но всегда сопровождалось пением.

Когда Костя зашел к Которому, тот брился. Делал он это очень ловко, но не любил, когда его видят во время бритья: так как у него не было второй руки, которой можно натягивать кожу, чтобы бритва шла ровно, ему приходилось гримасничать. Но на этот раз он был в очень хорошем настроении и не велел Косте уйти из комнаты. Он сказал, что предсказы перепечатаны отлично, но что скоро, быть может, он оставит это дело. Он встретил фронтового товарища, который обещает устроить его инструктором на курсы младшего комсостава. Красной Армии нужны люди, хорошо знающие строй. Чтобы учить, не обязательно иметь обе руки, закончил он.

В это время раздался стук в наружную дверь. Это пришла ночная сторожиха кооплабаза за котом.

– Иди, скажи лабазейной даме, что Мамай захворал, – приказал Который. – Скажи, что он лежит на одре болезни, что у него инфлюэнция.

Костя пошел в прихожую, открыл дверь и сказал сторожихе, что кот болен.

– Пусть он отдохнет от своих крыс, – объявил дядя Миша, когда Костя вернулся в комнату. – Перед тем как ляжешь спать, дай ему шрапнели, она вот в той миске. И не баррикадируйся на ночь, это ерунда. Налетчики не такие уж дураки, им здесь нечего делать… И вообще не трусь. Трусость – это неумение понять обстановку. Страх бывает только у нас в голове, а если его вытряхнуть из головы, то никакого страха вокруг нас нет. Может быть опасное положение, может быть трудное положение, но бояться или не бояться – зависит только от нас.

– А если что-то чудится? – спросил Костя. – Или если чудится, что что-то может почудиться? Тогда как?

– Если тебе что-то чудится, то надо это мысленно довести до абсурда, и станет просто смешно.

– А как это «довести до абсурда»?

– Если тебе мерещится какая-нибудь ерунда, то ты назло этой ерунде представь себе ерунду еще ерундистее, ерундовее и ерундастее.

Который ушел в гости, и Костя остался в квартире один. Он закрыл дверь на крюк, а баррикаду воздвигать не стал. Опасность угрожала не извне, она гнездилась здесь. Пора белых ночей не кончилась, на улице было еще не очень темно, но в комнатах сгущались сумерки.

«Надо все делать так, как всегда, – решил Костя. – Если я что-нибудь сделаю не как всегда, я покажу себе (и кому-то еще), что этот вечер не такой, как другие. Тогда начнется неизвестно что».

Включив свет в прихожей, он не спеша пошел по коридору. Из большой пустой комнаты донеслось осторожное шуршанье. Опять там кто-то плоский лежал на кровати и вздыхал. Костя свернул в комнату и подошел к постели. На газетных листах в сумраке еще можно было разобрать заголовки:

…СЕВЕРНЫЙ ФРОНТ – ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ – ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ – КАВКАЗСКИЙ ФРОНТ – ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ – С СЫПНЯКОМ ПОКОНЧИЛИ – СПЕКУЛЯНТЫ-ПАРФЮМЕРНИКИ – НАЛЕТЫ НА КРОНШТАДТ – ЛОМКА ДЕРЕВЯННЫХ ЗДАНИЙ – КОНЕЦ ДЕНИКИНЩИНЫ НА КАВКАЗЕ – НОВЫЙ ВИД БУРЖУАЗИИ – ВСЕ НА БОРЬБУ С ДЕЗЕРТИРСТВОМ – ТРУДОВОЙ ПАЕК СКУЛЬПТОРАМ – КАСПИЙСКОЕ МОРЕ СВОБОДНО – ПРИВИВКА ОСПЫ…

Газеты шевелились явно от сквозняка. Костя вышел в коридор и направился в тетину комнату. Дверь ванны странно белела в конце коридора. А вдруг она откроется сама по себе? Но зачем ей открываться! Он прошел мимо ванной, зажег свет в уборной, без надобности зашел туда и потянул за фарфоровую висюльку. Вода зашумела гулко и обнадеживающе. Синий лебедь, изображенный в чаше унитаза, на миг стал выпуклым, английская надпись под ним – TRADE MARK – заколебалась. Потом в бачке послышалось недовольное сипенье, и стало тихо. Вода эта была последней, опять что-то с водопроводом случилось. Что ж, значит, Костя имеет полное право не идти в ванную. Да, но обычно он там умывается перед сном!

Он зажег свет в ванной и толкнул дверь. Длинноногий паук, сидевший на лампочке, проснулся и побежал к своей паутине, натянутой между торчащей из колонки железной трубой и стеной. «Вечерний паук – к письму», – вспомнил он тети Анину примету. Наверно, придет завтра письмо от отца. Тетя Аня всегда быстро отвечает на письма. Надо скорее зарабатывать миллион в поте лица.

Когда он вошел в свою комнату, там было темно, а за окном было еще светло. Он включил свет – и в комнате стало светло, а за окном сразу потемнело. Сняв с кресла сложенное вчетверо одеяло, Костя взял судок с пшенкой. Каша была еще совсем горячая. Потом, подойдя к книжному шкафу, он стал раздумывать, какую бы книгу сейчас почитать, вернее, перечитать… Нет, только не «Вия»! И не «Эликсир дьявола»! И только не Блаватскую!.. Выбрав «Трое в одной лодке», он уселся за стол, стал есть кашу и читать. Он очень любил то место, где никак не открыть консервную банку. Но сейчас даже это смешное место в книге его не веселило. Он вдруг заметил, что старается не греметь ложкой о тарелку и все к чему-то прислушивается.

Направо от него буржуйка, а дальше – окно. Это не страшно. За спиной у него зеркало, на него лучше не оглядываться. Но хочется оглянуться, тянет оглянуться. Слева от него – дверь. А вдруг она откроется сама по себе?