Юрий Рытхэу - Время таяния снегов

Больной мальчик видел, как у самого его лица топтались толстые ноги шаманки, и слышал над головой рокотание бубна. Недалеко от постели лежала стрела, и Ринтын с беспокойством следил за ногами Пээп, которые грозили растоптать тонкую палочку. Но волшебная сила амулета, оперенного великим Вороном, пока спасала стрелу от быстрых и тяжелых ног разошедшейся шаманки.

Никто не слышал, как слабо хрустнуло сухое дерево под ногами Пээп, никто не видел, как переломилась волшебная стрела и разлетелась в разные углы полога. Лишь один Ринтын видел все это расширенными от страха глазами, и ему показалось, что это его переломили надвое и его топчут эти грязные, одетые в раскисшие торбаза ноги шаманки Пээп.

Движения шаманки становились медленнее, рокот бубна утихал, и, наконец, старуха рухнула всей тяжестью тела на пол, раскинула в стороны руки. Обод бубна больно задел Ринтына за плечо.

Сидевшие тотчас бросились поднимать шаманку, но сделать это было невозможно: она лежала, как убитый морж, лишь мелкая дрожь выдавала в ней жизнь.

Прошло много времени, прежде чем Пээп пришла в себя. Она села на пол и, как всякая женщина, очнувшаяся от сна, поправила волосы.

– Подайте мне стрелу,– попросила она слабым голосом.

Отчим бросился шарить по полу и не мог удержаться, чтобы не вскрикнуть, когда в нескольких местах нашел одни обломки.

– Око-ко-кой! – закричала Пээп.– Кыкэ вынэ вай! Стрела оказалась слишком слабой против духа болезни… Смерть суждена мальчику! Кыкэ вынэ вай!

– Неужели больше ничего-ничего нельзя сделать? – прошептала сквозь слезы Арэнау.– Бедный мой мальчик!

– Разве попробовать еще одно средство? – спросила окружающих Пээп.

– Делай что нужно,– ответил за всех старик Рычып.

Пээп вытерла меховой оторочкой рукава пену со рта и пододвинулась к больному. Обнажив ему спину, шаманка плюнула, растерла плевок на спине больного и сказала:

– Вот слюна всеисцеляющая…

Быстрым движением руки она сдернула с Ринтына одеяло и впилась мокрыми, холодными губами в бок. Мальчика охватил такой гнев и отвращение, что он, собрав последние силы, перевернулся на спину и вонзил отросшие за время болезни ногти в мягкое, рыхлое лицо шаманки. Дикий крик заполнил полог.

– И-и-и! Больно! – кричала Пээп.

Сидевшие в пологе кинулись к выходу, едва не сорвав меховую занавесь. Вслед за ними бросилась и Пээп. Она долго не могла выбраться в чоттагын, тыкаясь головой в стенку полога. Когда она, наконец, вывалилась наружу, все увидели, как у нее по лицу, смешиваясь со слезами, текут струйки крови. Поднявшись на ноги, пошатываясь, она подошла к Гэвынто и, плюнув ему в лицо, яростно выкрикнула:

– Твой пасынок исцарапал мне лицо! Так пусть он подыхает! Чтобы это случилось скорее, я нашлю на него свой самый сильный уйвэл! [10]

Ринтын слышал ее слова и плакал от жалости к себе, от сознания своей беспомощности. В полог вошла мать. Она приблизилась к больному мальчику и яростно зашептала:

– Ты что натворил, негодный мальчишка! Хочешь умереть? Да? Хочешь умереть? – Она наотмашь ударила сына по щеке.– Вот тебе! Вот еще! Плачешь? Плачь! Помрешь, никто по тебе не заплачет! Никто!

Щеки Ринтына горели жарким огнем, удары отдавались в сердце мучительной болью. Что-то рвалось у него в груди, и каждый удар материнской руки вызывал горячие слезы.

Когда Ринтын очнулся, в полог вместе с потоком яркого света вливался волнами мягкий, пахнущий талым снегом весенний воздух.

Около постели сидела Лена в белом халате. Заметив, что больной открыл глаза, она наклонила голову и спросила:

– Лучше тебе?

Вместо ответа Ринтын спросил:

– Ты доктор, Лена?

– Нет,– засмеялась девушка,– я не доктор.

Скосив глаза, Ринтын увидел второго человека в белом халате. Он стоял в чоттагыне перед отчимом и сердито выговаривал ему:

– Не ожидал от тебя, товарищ Гэвынто, такой дикости. Чуть не погубили мальчишку. Позвал шамана! Нет, у меня это в голове не укладывается!

Загородив собой свет, вошла Арэнау. Виновато улыбаясь, она проговорила:

– Вот и хорошо, что ты очнулся, сынок. Теперь тебя доктор быстро вылечит.

Ринтын отвернулся. Лена успела заметить, как у него на глаза навернулись слезы.

– Что ты, Ринтын! Это же твоя мать!

Арэнау медленно вышла из полога.

К вечеру пришел дядя Кмоль и, закутав Ринтына в шкуры, унес к себе в ярангу.

А весна надвигалась быстро. С каждым днем солнце поднималось все выше и выше. Кое-где на крышах повисли первые сосульки, на мусорных кучах щебетали первые пуночки.

Колхозники готовились к весеннему промыслу: красили вельботы, чинили гарпуны, рульмоторы. Из районного центра приехали начальники в кожаных пальто. Они проверили готовность колхоза к весенней охоте.

Состоялось общее колхозное собрание. Ринтын не знал, что там произошло. Дядя Кмоль пришел домой хмурый. Он яростно сосал пустую трубку, громко сморкался и сопел. Лишь один раз он зло сказал:

– Так ему и надо!

Из разговоров Ринтын узнал, что отчима отстранили от руководства колхозом и собираются отдать под суд.

Как-то мальчик зашел в ярангу Гэвынто, чтобы забрать свои торбаза из нерпичьей кожи: в меховых было уже жарко. В чоттагыне никого не было. Ринтын заглянул в кладовую. В ней шумел примус. На нем стояло что-то обтянутое оленьей шкурой. От этого странного сооружения шел ствол старого винчестера. У конца ствола, подставив под него жестяную кружку, сидел отчим Гэвынто и судорожно глотал слюну. Лицо у него было опухшее, глаза красные. Ринтын быстро схватил торбаза и выскочил из яранги.

С того дня Ринтын стал обходить стороной ярангу отчима Гэвынто. Но однажды возле нее он увидел упряжку Таапа. Каюр возвращался из Ванкарема, куда отвозил землеустроительную экспедицию, и на обратном пути завернул в Улак.

Закончились школьные занятия. Ринтын приналег и успел нагнать пропущенные уроки. На последнем уроке в класс пришел Василий Львович. Он поздравил учеников с окончанием первого учебного года и выдал похвальные грамоты Аккаю, Ринтыну, Пете и Ёо.

– Они хорошо учились в этом году,– сказал на прощание директор.– Как лучшие ученики, получившие похвальные грамоты, они по решению педагогического совета награждаются месячной поездкой в пионерский лагерь в Кытрын.

Радостный и взволнованный, Ринтын как на крыльях летел домой. Он едва не налетел на Йока, по обыкновению расхаживавшего по тропке возле своей яранги.

– Йок! – крикнул Ринтын.– Я получил награду!

– Это ты, Ринтын? – улыбнулся Йок.– А я думал, самолет летит.

– Даже две награды! Вот эту бумагу и поездку в пионерский лагерь!

Слепой взял в руки похвальный лист и долго ощупывал его. Возвращая Ринтыну, он сказал: