Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 9

Острожский.Не глумись, бей, ушкуйник! [234]

Пимен (встает между ними). Что уподобляешься бесоподобным опричникам яростивого царя Московского? Чадо неразумное! Не о вас ли, не о Новгорода ли мимошедшей славе плачем мы кровавыми слезами. Вольные! Неволя уготована вам, топор да плаха.

Буслаев. Ох, светушки, испугался-то я как, владыка. Это кто же меня на плаху пошлет?

Пимен. Царь Московский! Уготовил он всем истому вечную… Что вы, малоумные, о Польше и Литве шумите? Вертоградом [235]зеленым зацветет Новгород под Литвы державной дланью. Вкусим от мира и благолепия… Опричников ждете? Укусят они вас больно песьими зубами… Не шали, Василий… Иди-ка на площадь, кричи, собирай ватагу… Копья изострите, щитами прикройтесь, становитесь крепко в воротах новгородских… Забудем, братия, междуусобие, един у нас враг.

Челяднин. Аминь!

Буслаев (Пимену). Шалун не я, – ты шалишь, владыка… Вот тебе мой ответ: мощи святого Антония и его каменную лодку покажи тут же, сейчас, либо тебя будем метать с этой башни в Волхов и воеводу Острожского и бояр московских покидаем туда же. (Подходит к пролому, свистит.) Ребятушки, детушки, сюда, наверх, в детинец! (Возвращается к Острожскому.) Стой теперь крепко.

Острожский (схватывает из кучи оружия алебарду [236]). Ребятушки твои за воротами остались. (Кричит.) Ко мне! На помощь!

Из пролома выскакивают служки: Ванюша, Костка и Микитушка, дети боярские и Шуйский.

Вяжи ему руки!

Буслаев. Да ну? А ведь я дался… Ой, горе горькое, побили, связали купца молодого, растрепали ему русые кудри. Берите меня… (Кидается на вооруженных, расталкивает их и через зубцы спрыгивает с детинца.)

Внизу рев толпы.

Шуйский (кидается к зубцам и глядит вниз). Дьявол! Прямо в Волхов прыгнул.

Острожский.Стреляй! (Выхватывает у одного из вооруженных лук и несколько стрел и, подскочив к зубцам, стреляет.)

Челяднин (останавливает его). Князь Григорий, не гоже так, не надо, уйми гнев, не дразни чернь…

Русский лагерь в Ливонии. Густой туман. Около царского шатра на пнях сидят подьячие и, положив на колено бумагу, пишут. Дьяк Висковатый, в накинутом на плечи нагольмыш тулупе, [237]диктует им. Около него – воеводы: Никита Романович Юрьев и Иван Федорович Мстиславский. В глубине, в тумане, слышен скрип колес, голоса, окрики, ржанье коней.

Юрьев (Висковатому). Крепость-то мы осадили кругом, да начинать опасно, – видишь, какой туман, своих побьешь. Вот – прояснит – тогда ударим из больших пушек и полезем на стену…

Висковатый.Эх, Ливония, – одна-то сырость. И лагерь же выбрали где поставить… Ни сесть, ни лечь, ни богу помолиться…

Юрьев. А что в Москве слыхать, Иван Михайлович?

Висковатый.В Москве – смирнехонько… (Подьячим.) Рты разинули! Пишите… (Диктует по грамоте.) «Ногайские татары [238]– наги и бесконны и тебе не помогут, напрасно нам грозишь ногайцами. И султан турецкий тебе не помощник, – султан ходил в прошлом году на Астрахань, да ни с чем и вернулся, только войско притомил и людей приморозил». (Стукает одного подьячего тростью по голове.) Чего язык высунул! Пиши – татары – твердо-аз-твердо-аз-рцы-еры, – татары…

Юрьев. Крымскому хану пишете?

Висковатый.Хану, хану… Ссорим его с турским султаном и с польским королем. Как вы опять в Ливонию полезли, – польский король ему, Девлет-Гирею, – тридцать шесть телег прислал всякой рухляди и просит дружбы. Девлет-Гирей написал поносное письмо государю, – требует, чтобы мы посадили в Казани царьком его сына Адыл-Гирея, а не посадим – грозит прийти на Оку и Москву сжечь…

Юрьев. Крымский хан любит того, кто больше ему даст, – тот ему и друг…

Висковатый.Истинно, Никита Романович… (Диктует.) «…Тебе, хан Девлет-Гирей, об Астрахани да Казани нам не поминать. Бог нам эти царства дал в бережение, и мы – сам знаешь – сидим на коне, и сабля наша изострена. Мы государи великие и бездельных речей слушать не хотим. Государи между собой ссылаются поминками, а городами да царствами не ссужаются, – этому статься нельзя. Польский король тебе послал поминки, как холопу своему. Зачем ты их взял? Попросил бы у меня, чего тебе не хватает, – я бы дал без корысти как другу…»

Юрьев (смеется). Письмо государь творил?

Висковатый.Никому не доверяет, все сам. (Подьячим.) Пишите… Девлет, – добро-есть-веди-люди-есть-твердо-ер…

В глубине появляется Годунов и, обернувшись, кричит в туман.

Годунов. Пушкарям, когда стенобитные пушки поставят на месте, по чарке водки… (Висковатому.) Иван Михайлович, меня спрашивали?

Висковатый.Обожди… Букя-он-глагол-ер – бог…

Годунов (Юрьеву). Никита Романович, дозволь молвить.

Юрьев. Ты, опричник, чего спрашиваешь?

Годунов. Будто бы к нам Васька Шуйский ночью пришел с мужиками – конно и оружно? Дивлюсь…

Юрьев (кивая в туман). Вон он – тебя ищет.

Годунов отходит в том направлении.

Висковатый.Кого нам в Дикую степь послать большим воеводою? [239]Точат, точат сабли в Бахчисарае. Войска у нас в степи мало, нужен человек тяжелый.

Юрьев. По родословцу [240]большим воеводой в степь ехать князю Ивану Федоровичу Мстиславскому.

Мстиславский.Нынче не по роду честь, а кто побойчее – тот тебе и на шею сел, тот и величается. Велели быть в степи воеводой Ваське Грязному! Мужику! Конюху! Мы и руками развели. Спасибо хану, что Грязного в плен взял. Да я, да после Васьки? Смеешься надо мной, Никита Романович.

Юрьев. Мы все строптивы, князь Иван Федорович, да сила солому ломит.

Мстиславский.Не поеду в степь…

В глубине сцены Шуйский, подходит к Годунову.

Шуйский. Здравствуй, Борис Федорович.

Годунов. Ты зачем приехал в лагерь?

Шуйский. Погулять на коне с вострой саблей, Борис Федорович.

Годунов. Ишь, какой прыткий. Сидел бы лучше дома со своими князьями-то…

Шуйский. С удельными мне не по пути стало, Борис Федорович. Смердят. А я жить хочу. У государя выслужиться хочу какой ни на есть службой… Был я в Новгороде. Вот страх-то. Едва ноги унес. Да оттуда, проезжая батюшкиными вотчинами, пригнал вам полтораста мужиков добрых в помочь.

Годунов. Ох, не знаю, кого ты перехитрить хочешь…

Шуйский. Верь мне, Бориска… Хитрые-то вам нужны, глупые – не нужны… Помнишь, у Опричных ворот ты на мне кафтан рвал… А ведь мы тогда с тобой договорились, – счастье вместе искать…