Вольтер - Мир, каков он есть

Бабук понравился ему, и сам он показался Бабуку человеком, достойным уважения. Беседа завязалась интересная. Министр признался ему, что он человек крайне несчастный, что он слывет богачом, в то время как он беден; что думают, будто он всесилен, а ему постоянно противоборствуют; что среди облагодетельствованных им оказались одни только неблагодарные и что за сорок лет беспрерывного труда ему выпало лишь несколько утешительных мгновений. Бабук был очень растроган и подумал, что если этот человек и совершил ошибки и если ангел Итуриэль хочет покарать его, то не надо его уничтожать, а достаточно оставить его в прежней должности.

Пока он разговаривал с министром, в кабинет стремительно вошла та дама, у которой Бабук обедал; взор ее и лицо выражали скорбь и гнев. Она разразилась упреками в адрес государственного деятеля, она залилась слезами; она горько сетовала на то, что он отказал ее мужу в должности, на которую тот мог рассчитывать, принимая во внимание его знатное происхождение и в воздаяние его заслуг и полученных ран; она выражалась столь решительно, она жаловалась столь изящно, она отвергала возражения столь ловко, она приводила доводы столь красноречиво, что добилась своего и супруг ее был облагодетельствован.

Бабук протянул ей руку и сказал:

– Возможно ли, сударыня, так стараться ради человека, которого вы не любите и от которого можете ожидать всяческих неприятностей?

– Человека, которого я не люблю? – воскликнула она. – Да будет вам известно, что муж – самый мой лучший друг на свете, что я готова пожертвовать ради него всем, кроме моего любовника, и он также сделает для меня все, только не расстанется со своей любовницей. Я познакомлю вас с нею; это очаровательное существо, остроумное, с прекрасным характером; сегодня вечером мы ужинаем все вместе, с мужем и моим любезным магом; приходите разделить с нами нашу радость.

Дама повезла Бабука к себе домой. Муж, вернувшийся наконец в весьма грустном настроении, встретил жену с восторгом и был полон глубочайшей признательности; он поочередно целовал жену, любовницу, любезного мага и Бабука. За ужином царили веселье, согласие, остроумие и изящество.

– Знай, – сказала Бабуку хозяйка дома, – что женщины, которых считают непорядочными, зачастую наделены качествами весьма порядочного человека, а чтобы убедиться в этом, поедемте завтра со мною к прекрасной Теоне. Кое-кто из старых недотрог нападает на нее, но она одна делает больше добра, чем они все вместе. Она не допустит ни малейшей несправедливости даже ради большой выгоды; она дает своему любовнику лишь великодушные советы; она заботится только об его добром имени, а ему стало бы стыдно перед нею, упусти он случай сделать добро, ибо ничто так не подвигает на благие дела, как любовница, которая является свидетельницей и судьей твоих поступков и уважение коей ты хочешь заслужить.

Бабук принял приглашение. Он увидел дом, где царили всевозможные утехи. Сама Теона царила над всем; с каждым она находила общий язык. Ее непринужденный ум никого не стеснял; она всем нравилась, вовсе не стремясь к этому; она была столь же любезна, сколь и добра, а все эти чарующие качества подкреплялись еще и тем, что она была очень хороша собою.

Бабук, хоть и был скифом, да еще посланцем духа, подумал, что поживи он еще немного в Персеполисе, он забудет Итуриэля ради Теоны [19]. Он все больше привязывался к городу, население которого воспитанно, ласково и благожелательно, хоть и легкомысленно, тщеславно и злоязычно. Его тревожило, как бы Персеполис не подвергся осуждению, его тревожил даже доклад, который ему надо было представить.

Вот как он взялся за составление доклада. Он заказал лучшему в городе литейщику отлить небольшую статую из всех имеющихся металлов, всех сортов глины и из самых драгоценных и самых простых камней. Он отнес эту статую Итуриэлю.

– Разобьете ли вы эту прелестную фигурку только потому, что в ней содержатся не одни лишь алмазы и золото?

Итуриэль понял его с полуслова; он решил даже не помышлять больше об исправлении Персеполиса и предоставить миру оставаться таким, каков он есть, «ибо, – заметил он, – если и не все в нем хорошо, то все терпимо». Итак, Персеполис оставили в целости, и Бабук отнюдь не сетовал на это, в отличие от Ионы [20], который разгневался, что не разрушили Ниневию. Но когда просидишь трое суток во чреве китовом, настроение становится совсем не то, что у человека, побывавшего в опере, в комедии и поужинавшего в приятной компании.

Вольтер написал этот рассказ, очевидно, в конце 1747 г. во время своего пребывания в Со у герцогини дю Мэн. Впервые напечатан в 1748 г. в томе VIII Сочинений Вольтера, издавав­шихся в Дрездене. Затем неоднократно переиздавался автором, вносившим в текст незначительные изменения.

Окс (правильнее Оксус). – Так древние называли Амударью.

Персеполис. – Под этим названием Вольтер изобразил современный ему Париж.

Сеннаарская равнина. – Эта местность упоминается в Библии как расположенная между Тигром и Евфратом.

Здесь Вольтер имеет в виду старинную французскую провинцию Пуату.

Вольтер имеет в виду первенцев парижского водопровода – устроенные в нескольких местах столицы фонтаны, из которых население брало воду.

Речь идет об установленных в Париже бронзовых статуях королей Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV.

То есть Людовика XV.

Речь идет о Доме инвалидов, основанном в 1670 г. как приют для ветеранов войны.

То есть со светским аббатом, непременным посетителем великосветских гостиных во времена Вольтера.

Сатрап законов. – Так Вольтер именует советника парижского парламента, основного судебного учреждения тогдашней столицы.

Имеются в виду так называемые генеральные откупщики, которые покупали у государства право собирать налоги. В момент написания вольтеровской повести их было действительно сорок.

Далее Вольтер описывает посещение Бабуком одного из парижских театров.

То есть в монастырь.

Полумаг. – Так Вольтер называет, по-видимому, янсениста, то есть священника, придерживающегося взглядов, не вполне признававшихся официальной церковью.

Зердюст – одно из наименований Зороастра, легендарного основателя древнеперсидской религии.

Вольтер имеет в виду секту конвульсионеров (близких к янсенистам), устраивавших свои сборища на парижском кладбище святого Медарда (недалеко от Сорбонны). Особая активность этой секты приходится на 1729 г., после чего она была запрещена властями.