Густав Майринк - Зеленый лик

Однако в городе еще бушевали вихри, как он убедился, глядя на Амстердам в бинокль. Они играючи поднимали в воздух каменные блоки; над гаванью вздымались водяные столбы, которые на глазах рассыпались и возникали вновь, а потом в какой-то сумасшедшей пляске уносились к морю.

Но что это? Башни церкви св. Николая как будто пошатнулись… Одна вдруг обрушилась, другая, крутясь, как сухой лист, взлетела, исходя искрами, подобно фейерверку, замерла в воздухе…

Беззвучно рухнула.

У Хаубериссера кровь застыла в жилах.

Сваммердам! Пфайль!

Нет! Нет! Нет! Им не могла грозить беда. «Ха-дир, Вечное Древо рода человеческого, защищает их своими ветвями!» Разве не предсказал Сваммердам, что он переживет церковь св. Николая?

Ведь есть же островки, подобные лужайке с цветущей яблоней, на которых жизнь заговорена от уничтожения и сохранилась для грядущих времен!

Только теперь звук рухнувшего колокола достиг дома.

Стены дома вздрогнули и загудели под натиском воздушных волн: однотонный оглушительный рев, от которого, подумал Хаубериссер, кости вот-вот рассы-пятся, словно хрупкое стекло, и на какой-то миг у него помутилось сознание.

«И обрушилась стена города до своего основания, – послышался дрожащий голос Хадира Грюна. – Вот пробужденный из мертвых» [77].

Мертвая тишина.

Потом закричал ребенок…

Хаубериссер изумленно огляделся.

Наконец он пришел в себя.

Он узнал голые, лишенные всяких украшений стены своей комнаты, и в то же время это были стены храма, расписанные фресками с изображением египетских богов. И то и другое было реальностью. Он видел деревянные половицы и одновременно каменные плиты, устилающие пол храма, – два взаимопроникающих мира, они совершенно сливались и все же существовали сами по себе, как будто он бодрствовал и грезил в одну и ту же секунду. Фортунат коснулся рукой оштукатуренной стены, ощутил ее шероховатость и, однако, ничуть не сомневался в том, что его пальцы гладят высокую золотую статую, в которой он узнал богиню Исиду на ее величественном троне.

Его обыденному человеческому сознанию сопутствовало какое-то новое, которое обогащало его восприятием нового мира, обволакивающего и преображающего старый и все же чудесным образом сохраняющего его.

Все его чувства пробуждались как бы в удвоенном виде, подобно цветам из прорвавшихся почек.

У него пелена с глаз упала, и как человек, который всю жизнь воспринимал мир в двух измерениях и вдруг обрел объемное зрение, он долго не мог постичь, что с ним произошло.

Постепенно он понял, что прошел некий путь, это поприще есть цель сокровенного бытия всякого человека…

И опять закричал ребенок.

Разве не говорила Ева, что хочет стать матерью, когда воссоединится с ним?… При этой мысли его пробрала дрожь какого-то странного ужаса.

А что держит в руках богиня Исида? Это же голенький живой младенец!

Он поднял глаза и увидел улыбку на лице богини. Статуя шевельнулась.

Фрески становились все живее и ярче, вокруг стояли священные предметы. И все это виделось настолько отчетливо, что Фортунат уже забыл, как выглядит комната, перед ним было только внутреннее пространство храма с красно-золотым сиянием фресок.

Он завороженно смотрел в лицо богини, и постепенно оно становилось удивительно знакомым…

Ева! Это была его Ева, а не статуя египетской богини, матери всего сущего.

Он сжал ладонями виски, не смея поверить своим глазам.

– Ева! Ева! – крикнул он во весь голос.

Сквозь красочную роспись вновь проступили голые стены комнаты, богиня с улыбкой все еще восседала на троне, но совсем рядом с Фортунатом во всей своей безобманной жизненности появился как земное подобие небожительницы образ молодой, цветущей женщины.

– Ева! Ева! – в безграничном восторге воскликнул он, заключив ее в объятия и покрыв поцелуями лицо любимой. – Ева!

Они долго стояли, слившись в объятиях, у окна и смотрели на мертвый город.

«Помогайте же вслед за мной возводить грядущим поколениям новое царство на обломках старого, – Фортунату казалось, что он слышит голос Ха-дира Грюна, – дабы пришло время, когда и я мог бы смотреть на мир с улыбкой».

Комната и храм виделись с одинаковой ясностью.

Подобно двуликому Янусу, Хаубериссер проницал взором два мира, земной и потусторонний, различая все черты и оттенки обоих.

В обоих мирах Он истинно живой.

Роман впервые опубликован в 1916 г. Перевод выполнен по изданию Langen M?ller Verlag, M?nchen, 1995.

«Се дельфийский оракул, глас из царства духов» (гол.).

Прошу вас, господин. Как поживаете, господин? (гол.)

Ботокуды – название группы индейских племен в Бразилии.

Каспар Хаузер – найденыш, проведший детские и юные годы в заточении, в 16-летнем возрасте, не зная человеческой речи, впервые появившийся среди людей в Нюрнберге. Предположительно – внебрачный сын герцога Баденского. Герой одноименного романа Якоба Вассермана (1908 г.).

Грюн (gr?n) – зеленый (лат.)

Дельфийский оракул. – Дельфийский храм у истока Кастальского ключа был главным центром почитания Аполлона; восседавшая на треножнике жрица Аполлона – пифия – давала предсказания, допускавшие самые широкие толкования. Оракул был известен с VIII в. до н.э.

Ср.: Быт. 3: 19: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься».

Маммона – в древнееврейской мифологии демон богатства.

И была земля безвидна и пуста… – Быт. 3: 19.

…«Я знаю, что ничего не знаю, да и это – нетвердо» – ироническое расширение известного изречения Сократа «Я знаю, что я ничего не знаю».

Тафт Уильям Ховард – президент США в 1909 – 1913 гг.

…дух, что без числа творит добро… – Ср.: Мефистофель в «Фаусте» И. В. Гёте говорит о себе: «Часть вечной силы я, всегда желавшей зла, творившей лишь благое» (перев. Н. Холодковского).

«Да будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает» (фр.). «Да будет стыдно…» – девиз английского ордена Подвязки.

Вечный Жид, Агасфер – персонаж христианской легенды позднего западно-европейского средневековья. Известен и под другими именами: Эспера-Диос («надейся на Бога»), Бутадеус («ударивший Бога»). Согласно легенде, во время крестного пути Христа отказал Спасителю в кратком отдыхе и безжалостно велел ему идти дальше. За это ему самому отказано в покое, он обречен безостановочно скитаться, дожидаясь Второго пришествия Христа, который один может снять с него зарок. В фольклорной традиции Вечный Жид выступает то как существо жуткое и опасное, то готовое прийти на помощь и доброе. В художественной литературе сюжеты, связанные с легендой об Агасфере, разрабатывали И.В.Гёте, К. – Ф. – Д. Шубарт, П. – Б. Шелли, В.А.Жуковский, Э. Сю, Х. – Л. Борхес и др.