Роберто Пайро - Женитьба Лаучи

– А вы, крабрецы, бросили его, бросили! – кричала она собравшимся зевакам.

Пастухи принялись разнимать нас, и вот тут-то и появился комиссар Варавва. Я, пожалуй, сделал глупость, что ничего не рассказал ему о гнедом, и он поставил на серого… Беда одна не приходит!

Контрерас и большинство зрителей утверждали, что серый выиграл честно, что гнедой – кляча и упал потому, что слаб на ноги и для скачек не годится… Судья надрывался от крика; никто его не слушал, так же как меня и моих друзей.

– Пусть решит сеньор комиссар! – закричали вдруг несколько человек.

– Правильно!… Правильно! – подхватили все, кто ставил на серого.

И этот мошенник Варавва изрек приговор:

– Скачки правильные. Выиграл Контрерас!

Против силы не попрешь.

– Но, сеньор комиссар, – начал было я.

– Замолчи, бесстыдник! Плати лучше добром.

И пришлось заплатить без разговоров. Так уплыли последние припрятанные денежки… а с ними и вся выручка из кассы!…

Каролина смотрела на меня, вытаращив глаза. И то сказать, дело было нешуточное.

– Душенька моя! – сказал я. – Я тебе жизнью обязан.

– Да-да! – отвечала она, чуть не плача. – Только не играй больше, Кристом-богом молю тебя, не играй!

– Уж будь спокойна!

Тут я начал наполнять стаканы и сам принялся пить, чтобы залить свое горе. Что поделаешь! Можжевеловая настойка бросилась мне в голову, и я давай всех зазывать. Самое время для гостеприимства!

– Эй, землячок, бери, пей все, что хочешь!

И я снова наполнил стаканы…

– Что вам угодно выпить, друзья?

Каролина совершенно взбесилась.

– Ma!… Ma!… – начала она, заикаясь от ярости.

– Хозяйка маму вспомнила, – сказал один из гостей.

– Хоть маму, хоть мадонну, никто ей не поможет! – возразил другой.

Дальше у меня в голове все перепуталось. Помню только, что все пели и плясали, а я раздавал еду и питье, какие только были в доме.

Так нашей харчевне пришел конец. Зато и повеселились!

На следующее утро я очнулся в канаве под забором. Должно быть, я и спал там, но почему я выбрал именно это ложе, сам не знаю.

Итальянка заперлась у себя в комнате и ни за что не хотела открывать. Потом она мне говорила, что проплакала всю ночь напролет. Когда я наконец уговорил ее открыть дверь, она принялась так рыдать и умолять меня образумиться, что я совсем растрогался. Я пообещал ей, что больше этого не будет и что теперь я стану работать как вол, чтобы вернуть все, чего мы лишились, и даже думать забуду об игре, петушиных боях и скачках.

– Ведь я обязан тебе жизнью! – воскликнул я. – Если бы не ты, Контрерас распотрошил бы меня, как курицу!

Но человек предполагает, а бог располагает…

А что, собственно, из этого? Сдается мне, нечего ужасаться по пустякам… Не я первый забыл о хороших обещаниях, уступив соблазну. И не последний, надо полагать… Все люди таковы, сеньор. И даже самый примерный, если только он не лицемер, признается, что не раз забывал о своих добрых намерениях и предавался делам более приятным.

Это неизбежно. Только одни умеют вовремя остановиться или, живя в свое удовольствие, так ловко прикидываются тихонями, что никто им и слова не скажет. А другие играют и напиваются в клубах, не вызывая никаких толков, или дерутся на дуэли чуть не на глазах у полиции, или делают то же, что я, если не похуже, но им все сходит с рук, и никто с них шкуру не сдирает…

В общем, что говорить! Страсть к плутовству и к игре опять захватила меня, а так как при этом я еще и выпить не дурак, то все, кому не лень, обманывали меня, как младенца. И вот, после того как уплыли все припрятанные денежки, дошло дело и до Каролининой усадьбы. Ну и скандал же разразился в тот день. Поверите ли? Итальянка мне так исцарапала все лицо, что несколько дней я ходил полосатый, как зебра…

– Смотри, Каролина, – крикнул я в сердцах. – Ты сама не знаешь, что делаешь! Придет день, пожалеешь!

Я хотел было выложить ей, что мы не женаты, да сообразил, что в ярости она откажется подписать нужную мне бумагу да еще выгонит меня из харчевни.

– Если бы я только знала! – кричала итальянка. – Если бы я знала! Porca la… [7]

Она просто волосы на себе рвала. Но делать нечего, подписала…

Не скрою, что все песо из Итальянского банка отправились по той же дорожке! Осталась одна харчевня… но в ней было пусто, хоть шаром покати… ни бутылки, ни бочонка. Позабыв обо всех своих бесчинствах, я не раз ломал голову, куда все это к черту девалось, пока не додумался, что, с тех пор как Каролина только и знала, что рыдать да бесноваться понапрасну, она забросила хозяйство и все пустила по ветру…

Тогда я сам взялся за дело. Накупил всякого добра в кредит и кое-как стал налаживать торговлю… Но не тут-то было. Можжевеловая настойка, карты, кости, петушиные бои – и снова на нас посыпались горы счетов и исков. Альгвасил только и делал, что ходил из Паго в «Польвадеру» и обратно. Теперь уж не на что было надеяться, даже гнедой не мог помочь, он повредил себе ногу во время падения. Тут-то я и вспомнил поговорку дядюшки Сиприано: «Кому нужен вол, который не пашет?»

Неудачи преследовали меня всю жизнь. Почему бы могли они оставить меня сейчас?

Когда Каролина поняла, что мы разорены, что для расплаты с долгами надо продать харчевню и что у нас не осталось ни гроша, она подняла страшный шум. Господи Иисусе! И вспоминать не хочется!… Мало того, что она мне все лицо разодрала, она схватила палку и давай колотить меня по спине… Это меня-то!… Палкой!…

Тут, делать нечего, вытащил я нож, разумеется, лишь затем, чтобы припугнуть ее, только тогда она оставила меня в покое. Никогда раньше не видел я ее в таком бешенстве!… Глаза вытаращила, на губах пена! Тигрица, да и только…

– Негодяй! Бандит! Вор!… Так-то ты помнишь, что я тебе жизнь спасла? Отдай мои деньги, birbante, саnаglia! [8]

Как вы думаете, мог я позволить, чтобы она ругала меня и била, как сопливого мальчишку?

– Послушай, Каролина, – сказал я, не выпуская ножа из рук, – я ухожу, и навсегда, понимаешь? Ты мне надоела!

Она переменилась в лице, но продолжала кричать и поносить меня.

– Что? Ты хочешь уйти? Святая мадонна! Бросить меня без гроша и без крыши над головой, негодяй ты бессовестный, вор! Так нет же, per Dio! [9]Я здесь козяйка, а ты мой муж и будешь работать вместе со мной.

Я так и покатился со смеху.

– А кто тебе сказал, что я твой муж? Ничего подобного! Ты просто моя любовница.

– Врешь, негодяй.

– Ах, вру? Можешь спросить у священника и узнать у него…

– Священник Папанья…

– Да твой неаполитанец еще месяц назад убрался на родину mangiare macaroni [10]… Пойди-ка спроси у нового священника, есть ли запись о твоем браке в церковной книге?…

Она смотрела на меня, широко открыв рот, боясь поверить моим словам, и вдруг поняла, что это правда… Перепуганная, растерянная, обезумевшая, она бросилась бегом из дому. Я видел, как она зашагала по дороге в Паго, простоволосая, в домашнем платье… Наверняка пошла проверять.