Дмитрий Липскеров - Осени не будет никогда

Зинка Зюкина, купившая огромную квартиру на Брайтоне, три автомобиля и кучу бриллиантов, прочитав в русской газете о смерти Вовы, так обрадовалась, что на счастье закатила пирушку с цыганами. Она в уме подсчитывала, на сколько теперь творения убогого Рыбакова станут дороже.

Одно лишь мучило Зинку. Каждую ночь ей во сне стал являться какой-то старик с всклокоченный бородой и грозно кричал сквозь пространство:

— Отдай картины! Мои это! Я за них столько заплатил!..

Этот старик так ее со временем достал, что пришлось обращаться к специалистам по нервным системам. Совсем добила Зинку угроза международного суда. Россия выставила иск своей гражданке о нелегальном вывозе предметов искусства за рубеж… И уже самое последнее и страшное: просыпаясь ночами, Зинка обнаруживала в постели с собой некоего субъекта, которого ранее принимала за ангела, соскребанного со стены художника еще в Москве. Ангел сходил с подрамника, забирался к ней в постель, но при ближайшем рассмотрении оказывался уж слишком черен лицом, с пробивающимися рожками на голове и предлагал крылатый нечисть всякие непристойности…

Через две недели после первых событий на Страстном бульваре Саньке в местном травмопункте сняли гипс, но он еще долго потом вспоминал обстоятельства, при которых заполучил десятый перелом… А финн, что привез в Москву продукцию фирмы «Валио», уже через два дня пересек границу России в обратную сторону, но не под русскую, печальную песню, а под старый добрый финский рок-н-ролл…

Очень повезло Хренину. Его не только не посадили, а даже забыли все его прегрешения вовсе, оставив служить под началом Душко…

В одну из ночей лысый почему-то проснулся и, стоя возле зарешеченного окна палаты, вдруг ощутил мысль.

Я человек, подумал он.

Билл без труда раздвинул прутья решетки и выбрался на волю.

Он шел по утренней Москве и повторял про себя: «Я — человек!». Куда он направлялся, сам не знал, просто шел под осенним дождичком вникуда. По ходу чуть было не спрыгнул в открытый люк, но удержался от соблазна и вновь сказал:

— Я — человек!

Проходя мимо гостиницы «Националь», лысый увидел автобусы с заезжающими. А еще он почувствовал запах, который был не сравним ни с каким другим.

Лысый подошел к одному из автобусов и вытащил из багажного отделения нужный чемодан. У него было мало времени, а потому он здесь же поднял крышку канализационного люка, забрался в него и полез в глубину. Он знал, что успеет…

Взрыв прогремел в восемь утра и последнее, что проговорил лысый смешалось в грохоте, подорванного тротила. А последними его словами были — «Слизькин, Василий Кузьмич» и… «Мятникова».

Он выполнил свое предназначение и, хоть позже, разделил свою судьбу с судьбой хозяина. Он спас сотни человек, но настоящей медали у него так никогда и не было…

Проснувшись на следующее утро после блинов, Иван Шашкин поскакал в туалет, на ходу успокаивая свой детородный орган, который так и вырывался из сатиновых трусов… Он с удовольствием помочился, а когда вышел в коридор и увидел свою инвалидную коляску, вспомнив, что был парализованным долгие годы, сначала обалдел, а потом заплакал от счастья… Жены Антониды дома не было, а потому он прыгал возле окна и кричал так громко, как только мог:

— Спасибо тебе, Господи! Спасибо!…

Германия, Москва, 2004 год