Лесли Томас - Девственники в хаки

Теперь Бригг уже сам принялся играть в сержантову игру. Для начала он сосчитал, сколько человек носят очки. Таковых оказалось двадцать два из ста шестидесяти с небольшим, включая двоих в очках с желтыми стеклами. В очках ходило семеро сержантов и все офицеры за исключением троих. Кроме людей со слабым зрением, несколько человек страдали легкими психическими отклонениями, у некоторых недоставало пальцев на руках или ногах, немало рядовых обзавелись грыжей, глухотой или чем-нибудь подобным, а уж лысых – в том числе двух двадцатидвухлетних парней – Бригг насчитал более чем достаточно. И, разумеется, в гарнизоне хватало героев, которые предпочитали не распространяться о своих хворях.

Одной из достопримечательностей гарнизона были двое слепых на один глаз: начальник гарнизона полковник Уилфрид Бромли Пике-ринг и ефрейтор Хэккет. Для изнывавших от скуки солдат любимым развлечением было наблюдать за тем, как бравый ефрейтор подходит к командиру, отдает честь, и оба на мгновение замирают, мучительно пытаясь сфокусировать на собеседнике здоровый глаз.

Уйдя с солнца в казарму, Бригг сразу почувствовал, как благодатная тень приятной прохладой ложится на плечи и шею. Присев на краешек своей койки, стоявшей возле самых дверей на балкон, он без всякого воодушевления принялся полировать башмаки. Бригг провел ночь в карауле и мог поэтому не ходить на утренний смотр, однако в восемь тридцать он в любом случае обязан был быть в канцелярии. Со своего места Бригг видел, что сержант все еще жарится на балконе, а сержант видел, что рядовой Бригг занят делом.

– Обратите внимание на рядового Лонгли, – не спеша продолжал Дрисколл, смакуя подробности, точно лектор в медицинском училище. – Перед вами уникальный случай физической патологии. Другого такого нет даже здесь, в пенглинском гарнизоне. Это, если можно так выразиться, горбун наоборот. Взгляните – выпятил грудь колесом, словно токующий голубь, отчего его голова постоянно запрокинута назад. А это… О, это действительно нечто! Коронный номер нашего циркового представления!

Бригг поднялся и, с ботинком в руке, снова вышел на солнце. Он сразу понял, что имел в виду сержант. Как раз под балконом, словно пара вальяжных слонов со шкурами защитного цвета, медленно проплывали сержанты Фишер и Орган. – На последнем медицинском осмотре, – доверительным тоном продолжал Дрисколл, – Герби Фишер показал двадцать два стоуна [5], а Фред Óрган – вот так имечко, куда ж от него денешься?! – двадцать восемь. Это совершенно точно, и я нисколько не преувеличиваю, потому что они сами обсуждали это в моем присутствии, точно пара девиц из церковного хора. «Знаешь, Герби, мне кажется, я немного похудел». «Знаю, Фред, и я тоже…» Боже мой, это надо было слышать!

Дрисколл перевел дух.

– Ох уж эти мне разжиревшие неряхи! Казалось бы, ради поддержания чести армии обоих должны были давно комиссовать, но – нет! Напротив, их отправили служить в колонии, чтобы все бонго могли вдоволь посмеяться. На них продолжают тратить ярды и ярды материи, чтобы пошить им специальную форму – правда, без шорт, потому что это действительно было бы уж чересчур; их обеспечивают башмаками восемнадцатого размера и даже койками особой, усиленной конструкции, которые только и могут выдержать такие туши… Господи милосердный, помоги нам! Как только мужчина может довести себя до такого состояния и сохранить к себе хоть каплю уважения? Они и ссорятся-то не как мужики, а как манекенщицы: я сам слышал, как наш Фредюня обозвал Герби «жирнягой». Жирнягой!!!

Бригг развернулся и пошел к своей кровати. Там он сел на матрас и, постелив на колени полотенце, плюнул на мыски ботинок. Дрисколл, который почему-то не казался нелепым в одних носках и берете, продолжал стоять на балконе повернувшись к нему вполоборота.

Глядя на то, как под его руками тускло-черные мыски начинают неохотно блестеть Бригг попытался предположить, что еще скажет сержант. Не успел он поднять головы, как Дрисколл негромко сказал:

– Кроме того, есть еще ты и твоя маленькая компания…

– Мы не просили, чтобы нас посылали сюда, – осторожно ответил Бригг, не поднимая глаз от ботинок.

– Это не ответ! – проскрежетал сержант. – «Мы не просили посылать нас сюда!», – передразнил он. – Те бедняги, что строили для япошек Бирманскую железную дорогу, тоже об этом не просили!…

«Как не просили об этом все те, кого мы оставили под Каном [6]», – подумал Дрисколл, но промолчал, потому что именно под Каном он по чистой случайности подстрелил трех своих солдат.

Вслух он сказал совсем другое.

– Белокожие маменькины сынки, которые ноют, скулят и зачеркивают дни в дембельских календариках – вот вы кто… Бедняга портной из малайской деревни, наверное, с ног сбился, стараясь сшить каждому из вас парадную форму. Не можете дождаться, чтобы вернуться домой, к мамке, а? Не успели попасть сюда, как уже хочется поскорее вернуться?

Бригг решил, что сержант выговорился, но он ошибался.

– Зато когда вы вернетесь домой… О-о, тогда вы станете совсем другими! Субботними вечерами будете наряжаться, как петухи, и хвастать перед девчонками, что побывали в Малайе. «Да, я там был… Чертовски опасное место. Страшная жара, да еще эти засевшие в лесах коммунисты…» Я же заранее знаю каждое ваше слово, вы, маленькие ублюдки!

Сержант начал раздражать Бригга, и он, встав с койки, прошел через дортуар и заперся в уборной. Да, разумеется, сержант прав – именно так оно и будет, подумал он, приняв наиболее подходящее для размышлений положение. Вернувшись домой, все они станут ужасно важничать и задирать нос – стойкие оловянные солдатики далекой войны, до зубов вооруженные небылицами и ложью. Их рассказы ни в чем не уступят рассказам других – тех, чья воинская служба действительно прошла в страхе, в грязи, по соседству со смертью, подстерегающей за каждым кустом и днем, и ночью.

Те солдаты пенглинского гарнизона, чей срок службы, выцарапанный ножом на деревянных столах и вычеркнутый чернилами из календарей, близился к концу, действительно отправлялись к деревенскому портному и заказывали парадную форму подходящего размера, чтобы надеть ее в день возвращения домой. Это и в самом деле была великолепная форма: новенькая, оливково-зеленого цвета, с затейливой кокардой на берете, с яркими внушительными шевронами и словом «Малайя», вышитым на плече желтыми буквами. Облачившись в этот сказочный наряд, хрупкие, бледные, рахитичные, не нюхавшие пороха солдаты бесперспективного гарнизона как по волшебству превращались в сильных, мужественных, притягивающих все взгляды героев. Правда, превращение это происходило лишь тогда, когда отважные воины оказывались в безопасности на земле Альбиона.