Лесли Томас - Девственники в хаки

Сначала они выкопали из земли две малокалиберные японские пушки, и начальник гарнизона полковник Пикеринг радостно заморгал здоровым глазом, ибо это было первое трофейное оружие, добытое подразделением под его командой. Полковник тут же приказал очистить пушки от красной глины, которой они были облеплены, и с тех пор каждый, кто попадал в наряд за какой-нибудь проступок, обязан был целый час полировать и драить трофеи.

Когда пушки засверкали так, что на них больно было смотреть, их торжественно отволокли к караульному помещению и выставили на всеобщее обозрение. А буквально на следующий день команда землекопов, преодолев еше несколько ярдов траншеи, наткнулась на могилу.

Стоял жаркий полдень среды. За три предыдущих дня не выпало ни капли дождя, и под жгучими лучами солнца земля высохла и растрескалась. Сразу после обеда Бригг, Тас-кер и Сэнди Джекобс отправились в бассейн, где почти никого не было, хотя среда всегда была коротким днем. По случайному стечению обстоятельств почти весь личный состав предпочел валяться на простынях в казарме и обливаться потом.

У бортика бассейна – в его самой неглубокой части – сбились в кружок девицы из Женской вспомогательной службы. Джордж Фенвик тоже был здесь; он старательно работал над собой, погружая в воду свои многострадальные уши. Пэтси Фостер и Сидни Вильерс с громкими криками плескались в детском «лягушатнике».

Тем временем гроза, с утра собиравшаяся над Джохорским проливом, наконец-то сдвинулась с места и пошла прямо на остров. Низкие тучи повисли над взъерошенными макушками пальм, а на севере, над самым горизонтом, резали закипавшее тьмой небо извилистые желтые молнии.

Бригг и компания возвращались из бассейна напрямик через священное крикетное поле, потому что так было быстрее. Меряя газон длинными нервными прыжками, они вдруг заметили сержанта Любезноу, который махал им рукой с дальнего края поля. За спиной сержанта сгрудились штрафники с кирками и лопатами в руках.

– Какого черта ему надо? – спросил Джекобс и приостановился, озабоченно разглядывая небо, цветом напоминающее двухдневный синяк. – Мы сейчас все промокнем!

Но Любезноу определенно хотел их видеть. Троица повернулась и потрусила к сержанту по жесткой, коротко подстриженной траве, которая, тем не менее, пригибалась под сильным порывистым ветром – предвестником грозы. Бригг и Таскер по привычке обогнули площадку перед «калиткой», а Джекобс, который был шотландским евреем и не играл в крикет, промчался прямо по ней.

Сержант размахивал руками словно разъяренный орангутанг. Лицо у него было сердитым, лысая голова казалась лимонно-желтой. Щеки сержанта тряслись, а выпученные глаза стали размером с куриное яйцо. Солдаты из землекопной команды стояли рядом с вырытой ямой, опираясь на свои заступы; трое смотрели под ноги, а четвертый пристально разглядывал бассейн, словно никогда не видел ничего подобного.

С неба пролились первые капли дождя. Это были редкие, тяжелые, как пули, капли, которые мягко ударяли по головам и по траве. Когда Бригг, Таскер и Джекобс добежали наконец до Любезноу, по гневному лицу сержанта уже стекала вода. Они давно догадались – сержант желает, чтобы они заглянули в траншею. Они и заглянули.

В неглубокой яме лежали старые тела. Австралийцы. Это могло показаться дурной шуткой, но нет – это происходило на самом деле. Среди костей нашли полусгнившую широкополую шляпу, по которой, собственно, солдаты и догадались, кто перед ними. Все остальное превратилось в голые скелеты, к которым пристали кое-где клочки ткани. Черепа аккуратной кучкой, словно кокосовые орехи, лежали отдельно от тел.

Дождь лупил уже во всю мочь. Потоки воды низвергались с небес на головы солдат, на их шей, на траву, на кучи свежевыкопанной земли, омывали кости в яме, выбивали частую дробь по черепам, которые на глазах становились удивительно белыми.

– Смотрите! – выкрикнул вдруг Любезноу таким голосом, словно это Бригг сотоварищи расправился с австралийцами. Дождь барабанил по лысой голове сержанта, как по черепу, и мелкие брызги летели во все стороны. – Смотрите, вы, вшивые ублюдки! Смотрите, как это было!!!

Но стоило Бриггу увидеть останки, как он тотчас же отвернулся и стал смотреть на одинокое деревце с круглой кроной, росшее на дальнем краю спортивной площадки. Из листвы выпорхнуло несколько птиц, которых спугнул усиливающийся ливень.

Потом Бригг заставил себя вспомнить, как в Англии парень с соседней улицы выпускал по уграм своих голубей, и как они кругами поднимались в небо, сверкая серебристыми крыльями и телами, словно геральдические лилии на щите. Любезноу был настоящим дерьмом. Молодые солдаты слышали от него только о войне, о войне и еще раз о войне. Больше всего сержант любил рассказывать о том, как японцы повесили его за волосы (сейчас это было бы не так-то просто), и при этом приговаривал, что они-то в те времена еще пили рыбий жир и апельсиновый сок и вообще пешком под стол ходили.

Любезноу явно затаил на молодых солдат злобу за то, что их не было здесь несколько лет назад, чтобы разделить с ним его войну. Заступая на дежурство, сержант собирал новобранцев у своих ног, как Христос учеников, и, скрежеща зубами, принимался заново переживать сражения, в которых ему довелось участвовать. По его словам выходило, что он чуть ли не в одиночку выкуривал «проклятых япошек» из сингапурских джунглей, пока они не схватили его и не бросили в концентрационный лагерь в Чанги, где Любезноу чуть не ежедневно прощался с жизнью. Даже теперь он не в силах был позабыть, что с ним случилось, как не в силах был в одиночку справиться со своими воспоминаниями и простить новобранцам, что они в то время пили апельсиновый сок.

Вот и теперь Любезноу начал свою шумную проповедь прямо на поле для крикета, а они стояли перед ним мокрые и, борясь с подступающей тошнотой, смотрели, как в луже скопившейся на дне ямы воды медленно плывет по кругу грязная широкополая шляпа.

– Ну, каково вам теперь? – вопрошал Любезноу. – Каково, а?! Теперь-то вы видели, как это было? И стоять смирно, когда я говорю! – неожиданно тонким голосом прокричал он. – Вы-то небось думали, что здесь курорт?! Что мы нашли себе тепленькое местечко и зашибаем деньгу?! А эти парни все время лежали здесь, под землей, с отрубленными головами… Это вы должны были лежать в этой грязной яме, вы…!

Сержант замолчал и закашлялся, словно поперхнувшись собственным криком, а может ему в горло попала дождевая вода. Ливень стал таким плотным, что за его серой пеленой Любезноу было едва видно.

– Проваливайте, – прохрипел он наконец. – Убирайтесь отсюда. Бегите, посчитайте сколько вам осталось до дембеля. Марш! Идите к черту, я сказал!…