Марина Юденич - Гость

Наблюдай кто эту сцену со стороны, могло показаться – вдруг выключили звук и поставили изображение на «стоп», – они замолчали все одновременно и на несколько секунд застыли на месте. В наступившей тишине стук повторился снова, еще громче и настойчивей.

– Черт побери. – Голос Марии прозвучал громко и резко. Она ближе всех была к высокому окну, задернутому плотной шторой, хватило одного стремительного шага – тяжелая ткань рывком отлетела в сторону. Потом все происходило одновременно – Маша коротко вскрикнула и отпрянула от окна, взвизгнула и закрыла лицо руками Зоя, мужчины же, напротив, рванулись в сторону окна. Игорь при этом ловко подхватил каминные щипцы и перехватил их обеими руками как бейсбольную биту. За окном между тем не происходило ничего ужасного – почти вплотную прижавшись к стеклу, снаружи стоял вполне обычного вида молодой мужчина и, как козырьком, заслоняя лицо одной рукой, другой настойчиво стучал в окно…

– Очень забавно, правда, как в каком-нибудь плохом триллере. Дождь со снегом, мерзость какая-то с неба валится, машина сидит глухо на пузе, вокруг темень. Где дорога? Где дома? Где заборы, где деревья? Ощущение такое, что не ближайшее Подмосковье, а какие-то дикие степи Забайкалья. Шлепаю по колено в грязи, куда – не знаю, мобильный не цепляет…

– Здесь плохой прием, низина, – согласно кивнул маэстро.

– Ну да, плетусь неведомо куда, но плетусь. И вдруг – огонек во тьме. Ломанулся, как сохатый сквозь кусты, налетел на вашу ограду. Слава Богу, думаю, люди попались европейские, не огородили свой замок трехметровым кирпичным забором, дом виден, огни светятся. Орал, орал – тишина. Полез через забор. Заборчик у вас, надо сказать, изящный, но труднопреодолимый…

– Однако преодолели, – сухо заметила Маша. Ей гость не глянулся с первого взгляда через стекло. Она слушала его легкий и очень изящный, надо сказать, рассказ вполуха. Эта неприязнь разбудила в ней профессиональное любопытство, и она стала искать ее истоки – тембр голоса, что-то во внешности, одежде, похож на кого-то… Истоки не находились, и от этого она раздражалась еще больше.

– Ценой собственных брюк преодолел, – он на секунду задержал на ней взгляд, – прошу прощения за пикантную подробность. Ну вот, я преодолел вашу ограду, проник к дому – один шаг, и я спасен. Однако… Стучал, кричал, снова стучал, снова кричал. Вот тут я испугался. Нет, честно, у вас был шанс найти утром у порога бездыханное тело. На последнем уже воздыхании побрел вокруг дома и набрел на окно. Представьте – светится огромное окно, слышатся звуки рояля, женские голоса поют. Приникаю к щелочке, как сирота из рождественской сказочки, и наблюдаю совершенно рождественскую картинку – пылающий камин, стол, уставленный яствами и напитками, – он со смаком отхлебнул коньяк, – фантастические женщины, элегантные мужчины – одним словом, праздник жизни. А я грязный, мокрый, в порванных штанах умираю на улице под проливным снегом. Ха, ничего я сказал? – проливной снег, надо будет запомнить. Удивляюсь, как я не вышиб ваше окно.

– По логике триллера, однако, мы должны были оказаться шайкой гангстеров, – усмехнулся Сазонов.

– Нет уж, если по логике триллера, то семейкой вампиров, – подхватила Зоя и протянула вперед растопыренные пальцы с длинными кроваво-красными ногтями.

– Похоже, – он одарил ее обворожительной улыбкой, – но ведь это не ваше амплуа, несравненная госпожа Янишевская, вы ведь – «вечная невеста»?

– Господи, – вздохнула Зоя, – вы думаете, это приятно, когда в тебя все тычут пальцами?

– Думаю, да, – он смотрел на нее ласково, – иначе к чему такие жертвы?

– Жертвы? – лениво удивился Лозовский. Он совершенно спокойно относился к отголоскам Зоиной популярности – ее кто-нибудь узнавал почти всегда и везде. Однако раздражала происходящая вокруг нежданного гостя возня – он не любил новых людей рядом с собой, тем более когда знакомство не было им санкционировано. И еще одно обстоятельство нарушало сейчас привычное состояние его души – состояние отстраненного внимания: его не оставляло ощущение, что с нежданным гостем они где-то раньше пересекались, но, где и по какому поводу, вспомнить не мог, а ведь действительно был человеком-компьютером и не только все всегда просчитывал, но и ничего никогда не забывал.

– Жертвы? – про себя повторила Зоя и почувствовала, как ужас сначала сжал ее сердце стальной клешней, а потом швырнул его вниз что есть силы – и оно, несчастное, еще живое, трепещущее, покатилось вниз, увлекая за собой всю ее жизнь.

– Жертвы, конечно, а что же еще? Все эти диеты, воздержания, нагрузки. А сплетни, интриги, проклятые папарацци – сплошные стрессы и психологические потрясения. Я прав, Мария Андреевна?

Маша держала паузу, демонстративно прищурясь и в упор вызывающе разглядывая гостя, держала паузу долго, как того требовал ритуал – была брошена перчатка, так прочитала она его поведение, и теперь она ее поднимала. Потом она улыбнулась, обескураживающе дружелюбно и почти весело:

– Вы у меня консультировались?

– Не-а-а. – Он был само кокетство, просто расшалившееся любимое дитя. Однако она готова была спорить на что угодно – он все понял и сейчас наносил ей ответный удар в их безмолвной дуэли.

Теперь что-то почувствовал и Сазонов, до этого пребывавший в состоянии какого-то странного куража, но гость предупредил его вопрос:

– Чтобы не узнать вас, маэстро, надо быть совсем уж папуасом.

– А меня? – Лозовский смотрел на гостя тяжело, в упор своими почти бесцветными глазами. Взгляд этот был очень хорошо известен, правда очень узкому кругу близко знавших Игоря Лозовского людей, и все они, мягко говоря, старались делать все возможное, чтобы его избежать. «Не смотри на меня так, не смотри», – кричала много лет назад его совсем маленькая дочка и буквально заходилась в истерике. Гость, однако, взгляд выдержал довольно спокойно, продолжая даже улыбаться.

– Знаю. Во-первых, о вас, Игорь м-м-м… Владимирович, кажется, в недавнем прошлом много писали и показывали по ящику. Сейчас, правда, вы прессу не жалуете, однако ведете – это, во-вторых, публичный образ жизни и хроникеры вас вниманием не обделяют – вы ж в обойме ньюсмейкеров, нравится вам это или нет. – Он помолчал немного, обведя взглядом всех, и неожиданно громко расхохотался. – Кажется, сейчас меня снова выставят под дождь, а то и морду начистят. Все, раскрываю страшную тайну: все знать и всех узнавать – моя профессия.

– Вы что, сыщик? Или наоборот? – Сазонов замешкался, подбирая слово, в нем еще теплились остатки куража. – Киллер?

– Он – журналист. – Маэстро оборвали неожиданно резко, почти грубо.

– Правильно, – после звонкой реплики голос звучал как-то совсем глухо, – и зовут его Петр Лазаревич.