Эрик Маккормак - Первая труба к бою против чудовищного строя женщин

Знак над головой указывал направление к реке, и я последовал за машинами, ехавшими этим путем. Многие пересекали мост, но я выбрал путь вдоль северного берега, к докам.

Я ехал медленно, зная, что где-то здесь находится отель «Блуд». Я подумывал остановиться там на ночь. Интересно, думал я, работает ли там еще коротышка с козырьком на носу, узнает ли он меня. Я попрошу тот самый номер, где ночевал мальчиком. Сам не знаю, на что я рассчитывал: посмотреть в щель и увидеть женщину из бара с незнакомым моряком?

Но вывески «Блуда» нигде не было видно. Старые склады и трущобы на берегу реки снесли. Рельсы заасфальтировали, гигантские краны и швартовые тумбы убрали. Вместо доков разбили цветники, где теперь ничего не цвело, если не считать мусора, высаженного промозглыми ветрами. А вдалеке все так же сияла и переливалась в городских огнях река.

Я добрался до бокового проезда и повернул обратно. Проехал по мосту на юг к аэропорту и купил билет на следующее утро. Снял номер в гостинице при аэропорте, лег и попытался уснуть.

Но меня преследовал кошмар: я снова оказался на Кэрн-Хед и смотрел сверху на город, как вдруг издали донесся какой-то звук, похожий на вой. Я смотрел в сторону кладбища – и вот могилы раскрылись, из них вышли женщины Стровена, все сплошь одетые в черное. Они заняли свои места в процессии и под грохот барабанов и дудение труб, с развевающимися знаменами, начали свой марш, направляясь прямиком к Площади. Пока я смотрел на них, все здания в Стровене стали крениться еще сильнее, потом начали рушиться, соскальзывая к великому провалу. Колонна женщин достигла главной улицы и устремилась к центру Площади. Я закричал, приказывая им остановиться, я пытался их предостеречь, но никто не слушал, и они тоже начали скользить – вместе с улицей и зданиями их неудержимо сносило к самому краю бездны, одежды развевались на ветру, ряд за рядом женский строй проваливался в чрево земли. Замыкающие уже приблизились к провалу, высокая женщина по-прежнему держала в руках знамя, на котором я так и не сумел ничего прочесть. В последний момент ее стопы на щупали валун, движение остановилось, и женщина обернула ко мне лицо, протянула руку, словно моля о помощи. «Мама!» – вскрикнул я и хотел броситься ей на помощь, пренебрегши опасностью, но тут я разглядел ее глаза – они горели, как у дикого зверя, и я испугался, что она потащит меня за собой, если я осмелюсь подойти. Мать пристально смотрела на меня. Потом, высоко подняв знамя, развернулась и бросилась в бездну.

Больше я в ту ночь не уснул – мой разум, подобно волку в клетке зоопарка Камберлоо, метался взад и вперед, взад и вперед. В семь утра я занял свое место на борту самолета, возвращавшегося в Канаду, и гул моторов показался мне жалобным плачем. За иллюминатором простиралась неподатливая, бесплодная земля, линию берега словно изъела коррозия, и мне казалось, что холодный серо-зеленый океан в любой момент готов поглотить весь остров.

Какое ужасное место, твердил я про себя, это место обречено. Однако убедить себя я не смог: место как место, не хуже других и не лучше. Если ты несчастлив, катастрофа настигнет тебя везде.

Следующие месяцы в Камберлоо дались мне нелегко. Появились новые кошмары: я в глубоком темном тоннеле, запечатанном с обеих сторон, воздуха уже не хватает, постепенно я задыхаюсь. Или: я заперт в камере посреди длинного коридора из таких же камер, но пустующих – это напоминало Дом Милосердия. Я чувствую запах дыма и слышу рев пламени. Надо звать на помощь, но никто не услышит. Со мною покончено. Или: я вхожу в какой-то мрачный, высокий склад, где полно людей с глазами и клювами хищных птиц, с когтями вместо пальцев. В любую секунду они могут разглядеть, что я – человек, и тогда меня разорвут на куски. И так далее, и так далее, ночь за ночью, месяц за месяцем, дурные сны возвращались, сплетаясь в чудовищных комбинациях.

Я пытался прибегнуть к снотворному, но таблетки вызывали еще более жуткие кошмары, а пробудиться от них было сложнее. Попробовал пить скотч, порой до двух часов ночи, чтобы провалиться в сон без сновидений, полностью утратить сознание. Иногда помогало, иногда – нет.

Я был до такой степени измотан, что раз или два подумывал о таблетках цианистого калия, которые завещал мне доктор Гиффен. Я так и не принял их, но не потому, что боялся смерти, а потому, что боялся: они окажутся горькими.

Однажды вечером я заглянул в «Принц» – бар возле моего дома. С барменом мы были много лет знакомы. Наливая мне скотч, он окинул меня задумчивым взглядом и сказал:

– Похоже, вам нужно как следует отдохнуть. Пар выпустить. – И добавил, что ему известно одно заведение, где многие люди находили полное исцеление от тревог. Пожалуй, и мне стоит попробовать. Он записал мне адрес.

Так я впервые попал в старинный особняк с декоративными башенками на Риджент-стрит, неподалеку от здания окружного суда. Мне открылась новая грань Камберлоо, с которой я прежде не был знаком. Город был невелик, но тем не менее в нем имелись кварталы с дурной репутацией. Старинные здания на аллеях к северу от ратуши были заброшены богатыми владельцами много лет тому назад. Часть из них превратилась в ночные бары и клубы.

Дом с башенками предлагал своим клиентам нечто необычное. Я начал посещать его как минимум раз в неделю и на какое-то время избавился от своих кошмаров. Неким образом эти визиты стирали из моего сознания страшные образы.

В тот вечер, в среду в конце октября, я находился в особняке. Я ждал, лежа на голом матрасе – на моем любимом матрасе в темном углу вытянутой комнаты. Коричневые шторы были плотно задернуты, горели свечи. Прежде это была столовая. С десяток матрасов лежало на деревянном полу, еще три или четыре были заняты. В воздухе плавал сладкий аромат дыма.

Владелец курильни вошел в комнату и опустился на колени возле меня. Я так и не узнал его имени. Худой мужчина лет пятидесяти, он повязывал вокруг головы грязную ленту, чтобы убрать длинные волосы со лба. Он захватил кончиком вязальной спицы кусочек густой коричневой массы, лежавшей у него на подносе, и подержал комок над огнем. Когда опиум задымился, он положил его в чашу моей трубки. Я присосался к длинному чубуку и выдохнул. Хозяин кивнул, поднялся на ноги и ушел.

Я откинулся на спину, медленно втягивая в себя дым. Перед тем как полностью отключиться от внешнего мира, мой взгляд на миг упал на фигуру, вытянувшуюся на соседнем матрасе. Это была женщина.

Меня это удивило. Никогда прежде я не видел в этом заведении женщин. Эта была смуглой и маленькой, в темной одежде. Какой худенькой она казалась… А когда свечи мигали, лицо ее и вовсе превращалось в череп с глубокими провалами глаз.