Ахмед Рушди - Сатанинские стихи

Полиция приняла пилигримов за какую-то сектантскую демонстрацию, но когда Мирза Саид Ахтар выступил вперед и поведал инспектору правду, офицер смутился. Шри Шринивас, Брамин, был, очевидно, не тем человеком, что когда-либо собирался предпринять паломничество в Мекку, но, тем не менее, он был заинтригован. Он пробрался сквозь толпу, чтобы послушать, что говорит заминдар:

— А цель этих добрых людей — пройти через Аравийское море, веруя, что они сделают это, ибо воды расступятся перед ними.

Голос Мирзы Саида звучал неуверенно, и инспектора, старшего полицейского офицера Чатнапатны, грызли сомнения.

— Вы это серьезно, джи?

Мирза Саид отвечал:

— Я — нет. Зато они серьезны как черти. Я собираюсь передумать прежде, чем случится что-нибудь безумное.

СПО, [1987]весь в ремнях, усах и самомнении, встряхнул головой.

— Но взгляните сюда, сэр, как я могу позволить такой огромной толпе собираться на улице? Настроения могут распалиться; возможны инциденты.

Именно в этот момент толпа паломников расступилась, и Шринивас в первый раз увидел фантастическую фигурку девочки, целиком укутанной бабочками, со снежными волосами, стекающими прямо к лодыжкам.

— Arré deo, [1988]— воскликнул он, — Аиша, ты ли это? — И добавил, несколько глуповато: — Тогда где же мои куклы Планирования семьи?

Его вспышка была проигнорирована; все смотрели на Аишу, ибо она приблизилась к портупеегрудому СПО. Она не сказала ни слова, но улыбнулась и кивнула, и парень, казалось, стал лет на двадцать моложе, пока не пробормотал с интонациями мальчишки лет десяти или одиннадцати:

— Окей-окей, маузи. [1989]Прости, ма. Без обид. Прошу прощения, пожалуйста.

На этом неприятности с полицией закончились. В этот день, чуть позже, ближе к вечеру, когда воздух нагрелся, группа городских юнцов, известных своими связями с РСС [1990]и Вайшва Хинду Паришадом, [1991]стали швыряться камнями с близлежащих крыш; после чего Старший Полицейский Офицер арестовал их и за пару минут поселил в тюрьму.

— Аиша, дочурка, — громко произнес Шринивас в пустоту, — что, черт возьми, с тобой сталось?

В жаркое время дня путники отдыхали в каждой тени, которую могли найти. Шринивас блуждал среди них в некотором отупении, переполненный чувствами, понимая, что великий перелом в его жизни необъяснимым образом случился. Его глаза продолжали следить за преобразившейся фигуркой Аиши-провидицы, отдыхающей в тени фикусового дерева в компании Мишалы Ахтар, ее матери госпожи Курейши и томящегося от любви Османа с волом. В конце концов Шринивас наткнулся на заминдара Мирзу Саида, растянувшегося на заднем сиденье своего мерседеса — бессонного, измученного мужчину. Шринивас заговорил с ним со скромностью, порожденной недоумением.

— Сетджи, [1992]Вы не верите в девочку?

— Шринивас, — Мирза Саид сел, чтобы ответить, — мы — современные люди. Мы знаем, например, что старики умирают в длинных переходах, что Бог не исцеляет рака, а океаны не расступаются. Мы должны остановить этот идиотизм. Пойдемте со мной. В машине много места. Может быть, Вы поможете отговорить их от этого; эта Аиша, она благодарна Вам, может, она Вас послушает.

— Сесть в машину? — Шринивас почувствовал себя беспомощным, как если бы могущественные руки обхватили его члены. — Но у меня есть мой бизнес.

— Эта миссия самоубийственна для многих из нашего народа, — убеждал его Мирза Саид. — Мне нужна помощь. Естественно, я смогу оплатить ее.

— Деньги — не цель, — Шринивас отступил, оскорбленный. — Простите, пожалуйста, Сетджи. Я должен подумать.

— Разве Вы не видите? — вскричал на него Мирза Саид. — Мы не коммуналисты, Вы и я. Хинду-Муслим бхаи-бхаи! [1993]Мы можем открыть светский фронт против этого мумбо-юмбо!

Шринивас повернулся к нему.

— Но я — не неверующий, — возразил он. — Изображение богини Лакшми [1994]— всегда на моей стене.

— Богатство — отличная богиня для бизнесмена, — согласился Мирза Саид.

— И в моем сердце, — добавил Шринивас.

Мирза Саид потерял нить его настроений.

— Но богини, помилуйте. Даже ваши философы признают, что они — всего лишь абстрактные концепции. Воплощения шакти, [1995]которая и сама — абстрактное понятие: динамическая сила богов.

Торговец игрушками взглянул на Аишу, спящую под одеялом из бабочек.

— Я вовсе не философ, Сетджи, — молвил он.

И не стал говорить, что сердце подпрыгнуло у него в груди, ибо он понял, что у спящей девочки и у богини на календаре в его фабричном кабинете — идентичные, один к одному, лица. [1996]

Когда паломники покидали город, Шринивас сопровождал их, оставаясь глухим к мольбам своей растрепанной жены, которая подняла Мину и трясла ее перед лицом мужа. Он объяснил Аише, что, хотя и не испытывает желания посетить Мекку, но пока что охвачен стремлением идти с нею, может быть, даже и через море.

Выбрав себе место среди титлипурских селян и поравняв шаг с каким-то мужчиной рядом, он наблюдал со смесью непонимания и благоговения, как неисчислимая кавалькада бабочек нависает у них над головами, подобно гигантскому зонтику, прикрывающему путешественников от солнца. Казалось, бабочки Титлипура взяли на себя функции великого древа. Затем он негромко вскрикнул от испуга, удивления и удовольствия, поскольку несколько дюжин этих хамелеонокрылых существ расположились у него на плечах и в мгновение ока приобрели точный оттенок его алой рубашки. Теперь он признал в мужчине рядом сарпанча, Мухаммед-Дина, не пожелавшего идти впереди. Они с женой Хадиджой, довольные, шагали вперед, несмотря на преклонный возраст, и, увидев благословение чешуекрылых, спустившихся на торговца игрушками, Мухаммед-Дин протянул руку и пожал ладонь Шриниваса.

Становилось ясно, что с дождями не заладилось. Стада костлявых копытных пересекали ландшафт в поисках питья. Любовь — Вода, написал кто-то белилами на кирпичной стене фабрики самокатов. По пути они встречали другие семьи, которые брели на юг с пожитками, привязанными к спинам умирающих ослов, и которые тоже с надеждой направлялись к воде.

— Но не к проклятой соленой воде, — орал Мирза Саид на титлипурских паломников. — И не для того, чтобы посмотреть, как она разделится надвое! Они желают остаться в живых, но вы, безумцы, стремитесь умереть.

Стервятники паслись на обочине и следили за шествием пилигримов.

Мирза Саид провел первые недели паломничества к Аравийскому морю в состоянии непрерывной, истерической агитации. Большую часть пути проделывали утром и в конце дня, и в это время Саид часто выскакивал из фургона уговаривать свою умирающую жену.

— Приди в себя, Мишу. Ты — больная женщина. Иди и полежи хотя бы, дай я разомну твои ноги.