Александр Прозоров - Репортаж о черном мерседесе

Для проверки своих предположений оставался сущий пустяк.

У неизвестного Миши никто на звонок не отвечал, а вот по второму номеру трубку сняла какая-то женщина.

– Здравствуйте, – пытаясь подавить нервную дрожь, начал я. – Андрея можно к телефону?

– Вы знаете, он ушел в поход. Вернется только десятого апреля.

– Он двадцать пятого марта отправился, да? – как бы уточняя, спросил я.

– Да.

– А вы не подскажете, по какому маршруту?

– Сейчас, посмотрю… Они ушли от какой-то Вали и до Янеги.

– Спасибо вам большое, – я осторожно повесил трубку и радостно, во всю глотку заорал.

Через минуту дверь скрипнула, и в образовавшуюся щель просунулась голова соседки:

– Что-нибудь случилось, Сережа?

– Спасибо, тетя Оля, все просто великолепно!

Я кинулся к секретеру и быстро разыскал старый, еще мамин, справочник железных дорог. Станция Валя значилась в нем неподалеку от Тихвина, а Янега рядом с Подпорожьем. Значит, уехали они просто на электричке, а вернутся Мурманским поездом. Вот и все, что требовалось узнать.

Мурманский поезд, как ни странно, приходит не на Финляндский, а на Московский вокзал. Приходит всего раз в день, поэтому я не поленился встречать его начиная с восьмого апреля – а вдруг туристы раньше графика обернутся. Но они приехали вовремя.

С серого неба вяло падали мелкие колючие снежинки и, едва коснувшись асфальта, превращались в бурую слизкую грязь, остро пахло дымом – то ли от ближней шашлычницы, то ли от обширного привокзального хозяйства, в лицо дул ленивый зябкий ветерок.

Встречающих на платформе почти не было. Слишком уж местным по российским масштабам считается этот маршрут. Медленно и тягуче тепловоз подкрался к информационному табло, шумно и тяжело пшикнул, и встал – словно издох от усталости. Из вагонов стали выбираться люди с мешками и пухлыми баулами, потянулись мимо меня к зданию вокзала и в сторону метро. На некоторое время воцарилось непроглядное столпотворение, потом схлынуло, разбившись на компактные группки. И вот тут я увидел их – шестерку усталых, но веселых ребят с большими рюкзаками за спиной и лыжами в руках. В первый момент мне даже не удалось отличить среди них женщин, но тут чуть в сторону отступил парень в расстегнутом на груди зеленом пуховике, повернул голову, и я увидел длинный «конский хвост», перехваченный у затылка красной резинкой.

– Юля?

Девушка вздрогнула и испуганно шарахнулась вбок.

– Здравствуй, Юленька! – улыбнулся я. – Давай, отойдем в сторонку, поговорим?

– Дядя, а в чем, собственно, дело?

Ребята угрожающе взяли нас в кольцо.

– Ну, давайте тут еще разборки устроим, – кивнул я Юле, – пошумим, попадем в отделение, начнем устанавливать личности? А?

– Не нужно, – девочка быстро поняла, на что я намекаю, и повернулась к своим: – Вы идите, мне тут кое-что еще сделать нужно.

Она сняла рюкзак и передала его одному из парней. Лыжи вручила светловолосой девушке. Кстати, Черняковой на вид я бы тоже меньше двадцати не дал.

– Ладно, – похлопал я ее по плечу, – попрощайся и пойдем.

Машину я поставил, естественно, не на платную стоянку у парадного входа, а перед грузовым отделением Октябрьской Железной Дороги, тем более, что проход с платформы туда свободный и удобный. Девушка пошла со мной без сопротивления, только за локоток ее взять пришлось – дорогу показывать. Туристы, надо сказать, поперлись следом. Увидев, как их спутницу незнакомый мужчина сажает в черный «Мерседес», они заметно смутились и стали оживленно что-то обсуждать, встав метрах в трех позади. Теперь, собственно, оставалось только завести машину да и отвезти беглянку к Валерию Алексеевичу, но у меня возникло странное ощущение, что выехать со стоянки я смогу, только раздавив сложивших рюкзаки на землю туристов. Или, по крайней мере, внятно объяснив им, что происходит. А вот как раз последнего я и сам не понимал.

Я включил дворник, мгновенно очистивший лобовое стекло от налетевшей дряни, еще раз взглянул в зеркало на серые силуэты позади и повернулся к девушке:

– А скажи-ка мне, Юля, каким это образом занесло тебя из «Спортивной» гостиницы в Мурманский поезд?

– А как вы меня нашли? – наконец-то удивилась она.

– Догадался, – самодовольно усмехнулся я. – Куда ты сбежала, я догадался сразу, но вот хоть убей, не могу понять, почему?

– Что «почему»?

– Через десять дней у тебя соревнования в Норвегии, призовое место пророчат. Будущей олимпийской чемпионкой называют. И вдруг – бац! Наша медалистка подалась в дремучие леса. Почему? Ты ведь все графики подготовки сорвала, милицию на уши поставила, родителей. Тренер вот не знает, чего думать.

– Да что вы все – тренировки, подготовки! – внезапно сорвалась она на истерический крик. – Что я вам, машина, что ли?! Гоночный агрегат?!

– Тише ты, не кричи, – силуэты в зеркале в ответ на шум дрогнули и придвинулись ближе.

– А если я не хочу? – неожиданно хлюпнула носом девушка. – А если я не хочу аборты после каждых гонок делать? Если я ребенка нормального хочу, здоровенького? Если я не хочу витамины есть, от которых грудь расти перестает, а усы начинают? Если я любить хочу, просто любить, а не результаты спортивные увеличивать? Кому они вообще нужны, эти рекорды чертовы?!

– Подожди, – отступил я под ее напором. – А как же слава, золотые медали, кубки?

– Хороша слава, – саркастически хмыкнула она и быстро смахнула слезинку. – Вы хоть одного чемпиона по биатлону назвать можете? Нет? А жена после десяти абортов вам нужна?

– А при чем тут аборты?

– А вы что, не знаете, что в период беременности женский организм все свои ресурсы мобилизует? – неожиданно научно заговорила она. – Что большинство побед и рекордов установлено девушками в первые месяц-два беременности? Что секс перед стартом улучшает результаты выступления? Вы что, не знаете, зачем за нашими командами такие бригады «массажистов» ездят? Нет? Для улучшения спортивных достижений!

– Ты хочешь сказать, что тебе приходилось?..

– Пока нет, – выкричавшись, она немного успокоилась и заговорила почти спокойно. – Это мои первые… Крупные первые соревнования. Только-только готовить начали. Приставили троих… Ласковых таких… Противные – видеть не могу!

– А отец знает?

– Может, и знает, – пожала она плечами. – Он ведь наполовину команду держит. Или, думаете, я сама на эти чертовы лыжи встала? Да я с самых пеленок только одно и слышу: «Какая умница, какая сильная. Ты всех обыграешь, ты у всех выиграешь. А ходи побольше, тебе сильные ноги нужны. А покушай мяса, оно калорийное, а покушай орешков, они полезные, а хочешь новый спортивный костюм, а новые лыжи, а новую винтовку, а наручные часы с секундомером, а вот тебе за победу золотые серьги, вот на следующий выигрыш мы тебе кольцо с бриллиантиком купим. Не отвлекайся ни на что, а после гонок ты себе любую турпутевку выберешь». Да мне эта лыжня даже по ночам снится, я за всю жизнь кроме лыж и мишеней ничего не видела. А если я не хочу? Если я, как все, хочу? Чтобы мальчишки за мной бегали и записки подбрасывали? Чтобы целоваться не по приказу, а тайком, на улице? Чтобы ребенка моего после каждых соревнований не убивали? Почему мне этого нельзя? Только не надо про «критический возраст» на мозги капать, мне наша психологиня уже поперек горла стоит.