Ярослав Астахов - Черные врата

Тем более, что Кудесник научился давно уже и без них настраивать, как угодно, ритм крови и ритм дыхания. И – что самое главное – ритм сознания своего. Учитель говорил ему по этому поводу: ты скоро получишь следующее Посвящение, вероятно, коль можешь и без кудес!

А следующее посвящение, вероятно, получит скоро весь этот мир, – думает, вздыхая сквозь полусон, Кудесник.

И вот, мир начинает отходить от его сознания.

Перед глазами Кудесника свет становится серым, тусклым… и словно бы все лучи солнца оказываются поляризованы. Удары сердца теперь так редки, настолько громки (по крайней мере, так это воспринимает Кудесник) что они напоминают уже, скорее, удары колокола.

И руки у Кудесника стали, как бесплотные д у хи. Тогда он поскорее нащупывает правой руку Игумена, мертвую и холодную, опасаясь, что в следующее мгновение начнет уже отходить и тогда – не успеет.

Он это называет отходить, но было бы точнее сказать, наверное: мягко всплывать, кружась. Примерно так опадает осенью с ветви лист в безветренную погоду. Но только если это скольженье заснять на пленку и прокрутить назад, чуть замедленно.

Кудесник видит серебристым теперь – а не черным – камень, медленно удаляющийся… проваливающийся куда-то вниз. И мертвого человека в сером (так видится Кудеснику сейчас черная – для зрения физическими глазами – ряса), привалившегося к этому камню. И видит еще Кудесник взявшего этого человека за руку… самого себя, неподвижного и лишь редко и тяжело дышащего – воистину, будто рыба, выбросившаяся на берег. Он видит и отступающую от них в удивленьи на шаг Майора. Короткий ствол ее «Кедра» предстает ослепительно сверкающим почему-то, как если бы он был весь тонко ограненный алмаз.

Высвобожденный дух медленно, расширяющимися кругами, восходит над плоскогорьем. Тело Кудесника оставлено беззащитным внизу у камня. Кудесник знает, что покидает сей мир и что перестанет скоро уже и вовсе видеть его. Не станет воспринимать его даже в этом – потустороннем – свете. Но где затем Кудесник окажется? А вот этого…

Внезапно он перестает видеть что-либо вообще.

Не то, чтобы теперь все поле зрения у Кудесника застилает мрак. Но нет ему ни света, ни тьмы! Наверное, в какой-то мере это сродни ощущению от наступления невесомости: вдруг не оказывается нигде ни верха, ни низа… Но это длится лишь миг.

Подобное Кудесник испытывает не в первый раз. Поэтому совершающееся не только, что не пугает его, но временное исчезновение одного из Пяти Окон Жизни (а может, вместе и остальных?) вызывает у Кудесника даже какое-то непонятное умиротворение. Как если бы его дух отрешился вдруг от незначащей суеты. И оказался бы на краткий миг… прямо в Центре.

Вдруг снова возвращаются мрак и свет.

И снова ощущает Кудесник свое движение… Но только это теперь уже медленное паденье вниз. А темнота и свет перемешиваются, и они опять затевают свою бесконечную игру в силуэты и предметы, в пространство-время.

Но только это время иного мира. Или же время какого-то особенного пространства между мирами, разъединяющего, а может, наоборот, сопрягающего разрозненные миры?

Кудесник точно не знает. И не особенно стремится это узнать – просто помнит, что здесь он уже бывал. Ведь он узнал это ЗДЕСЬ, несмотря на то, что ЗДЕСЬ это постоянно принимает иные формы…

Окончено течение Кудесника вниз. Толчок… и вот уже Кудесник может разобрать, что это такое у него под ногами: каменные выщербленные беловатые плиты. Над головою же у него очень высокий серый, в тяжелом сумраке различаемый едва потолок… да и потолок ли? А может, это всего лишь какая-то очень плотная непроглядная и недвижущаяся дымка?

Улыбка трогает его губы. У Кудесника впечатление, что некое перекрытие там, наверху, все же есть – и задержало его полет, как только тонкое тело Кудесника чуть сгустилось. И вот он медленно срикошетил к полу и утвердился на этих плитах, словно вдруг зафиксировавшее форму и сделавшееся упругим облако.

Так именно ли это произошло? Но это не особенно его занимает, впрочем, потому что у Кудесника есть важное дело и он ведь не позабыл, ради чего он здесь.

Учитель никогда не уставал предостерегать: если ты позабудешь – то ты уже не вернешься!

И вот Кудесник осматривается и прислушивается.

И эти действия, совершенно обыкновенные, вызывают у него ощущение абсолютно нового. Может быть, так именно воспринимают вселенную новорожденные.

Каменные плиты видны лишь около. На расстоянии восьми-девяти шагов они становятся уже едва различимы. А дальше непроглядная стена мрака… Кудесник бродит здесь уже долго и, тем не менее, не повстречалось ему еще никаких колонн и никаких стен. Как будто здесь и вовсе нет стен, а только этот странный потолок (или все же дымка?) и плиты пола… Порой из тьмы выплывают навстречу какие-то неопределенные неподвижные угловатые предметы, ни на что не похожие. Обыкновенно их попадается на пути немного, но иногда встречаются прямо-таки нагромождения, стены или беспорядочные завалы… тогда приходится выискивать щели и в них протискиваться.

Кудесника ведет слабый голос, который он иногда вдруг слышит.

Похожий на осторожный призыв о помощи или на причитание…

Кудесник не откликается. Потому что ему известно, что здесь он должен молчать, пока не подойдет он близко совсем к тому, которого он здесь ищет.

Иначе на его зов могут явиться совсем не те, кого бы он хотел видеть. Кудесник помнит, что у его врагов острый слух. А здесь у них еще и плотное тело, чешуйчатое и жуткое, скользящее и стремительное… И полновластные они здесь хозяева… Если Кудесник повстречает их здесь – ему уже не уйти.

Кудесника ведет еще – кроме голоса – очень слабый (далекий?) свет. Он иногда совсем исчезает, а иногда вдруг делается виден немного ярче.

Вот и сейчас расплывчатое сквозящее мрак пятно стало, кажется, более чуть заметно…

– Дайте православному святой крест!

Кудесник улыбается.

Наконец-то он расслышал полную фразу! Это почти победа. Ведь раньше до Кудесника долетали только приглушенные расстояньем обрывки слов.

Итак – скорее вперед! Не разминуться бы только в этой проклятой мгле… Духи! Добрые мои помощники духи! – мысленно взывает Кудесник. – Сделайте ж сейчас так, чтобы не оказалось между мною и моей целью непролазного нагромождения этих странных угловатых предметов!

И вот Кудесник видит его, наконец.

Того, спасения кого ради он рискнул здесь явиться.

Кудеснику навстречу медленно идет хрупкий мальчик, лет около пятнадцати, путаясь в каком-то белом хитоне… лицо и руки этого отрока излучают свет.

Кудесник почему-то подумал, как только он увидал его, вот именно старинное это слово: отрок. Его не изумил свет: подобное иногда случается с проходящими это непредсказуемое пространство. Но вот что удивляет Кудесника: сияние в этот раз, похоже, излучает ведь и он сам.