Халед Хоссейни - Бегущий за ветром

– Тар – в отличном состоянии.

Краем глаза я видел, что Сорая наблюдает за нами из-под навеса, руки стиснуты на груди. В отличие от меня, она постепенно оставила попытки заинтересовать чем-то мальчика. Вопросы без ответа, пустые взгляды, молчание – все это было ей слишком больно, и она решила подождать лучших времен. Вдруг что-то сдвинется.

Я послюнил палец и выставил руку вверх.

– Твой отец просто топнул бы ногой и посмотрел, куда полетит пыль. Он много таких штучек знал. – Я опустил руку. – Ветер вроде западный.

Сохраб в молчании смахнул капельку воды с мочки уха и переступил с ноги на ногу.

Сорая как-то спросила у меня, какой у него голос. Я сказал, что и сам уже забыл.

– Я тебе не говорил, что твой отец лучше всех бегал за змеями в Вазир-Акбар-Хане? А может, и во всем Кабуле, – продолжил я, тщательно привязывая лесу к петельке посередке крестовины. – Все соседские мальчишки ужасно ему завидовали. Он даже в небо не смотрел, когда бежал. Говорили, он следует за тенью змея. Но я-то его знал лучше. Он не гнался за тенью. Он просто… знал, где змей упадет.

Сразу пять змеев взмыли в небо. Люди с чашками в руках задрали головы.

– Поможешь мне запустить его? – спросил я. Сохраб глянул на змея и опять уставился в небо.

– Ладно, один справлюсь.

Я ухватил шпулю левой рукой и отмотал фута три шпагата. Желтый змей, лежащий на траве, вздрогнул.

– Тебе предоставляется последняя возможность.

Но Сохраб не сводил глаз с двух змеев, парящих высоко над деревьями.

– Ну что же. За дело.

И я сорвался с места и зашлепал по лужам, зажав в кулаке конец лесы и стараясь держать змея высоко над головой. Как давно я не запускал змеев! Вот уж, наверное, посмешище-то. Шпуля в левой руке потихоньку разматывалась, леса резала в кровь правую руку. Ветер подхватил змея, и я ускорил бег. Еще порез, и еще. Шпуля быстро завертелась.

Все, дело сделано. Можно остановиться, перевести дух. И посмотреть на небо.

Мой змей маятником качался в вышине из стороны в сторону, слышался тихий шелест, будто бумажная птица машет крыльями. Кабульские зимы так и ожили у меня в памяти. Мне опять было двенадцать лет, и все старые навыки ко мне вернулись.

Рядом кто-то стоял. Я скосил глаза. Это был Сохраб, руки в карманах дождевика. Бежал вслед за мной, вот ведь как.

– Хочешь подержать? – спросил я. Сохраб не ответил. Но руки у мальчика сами собой выскочили из карманов. Помедлив, он ухватился за протянутую ему лесу. Я быстро выбрал слабину. Сердце у меня колотилось.

Мы стояли с ним бок о бок, высоко задрав головы. Дети, визжа, играли в догонялки, по парку разносилась музыка из какого-то старого индийского фильма, мужчины постарше молились, преклонив колени на пластиковые коврики, пахло мокрой травой, дымом и жареным мясом…

Если бы я мог, я бы остановил время.

Зеленый змей подлетел поближе к нашему. Его направлял мальчишка с прической ежиком и в майке с надписью печатными буквами «ROCK RULES». Мальчишка поймал мой взгляд, улыбнулся и помахал мне рукой. Я помахал ему в ответ.

Сохраб передал мне лесу.

– Так, – сказал я. – Давай-ка преподнесем ему урок. А?

Отсутствующее выражение исчезло с лица Сохраба, глаза его больше не казались стеклянными. Они ожили. В них появился азарт. Щеки раскраснелись.

Он ведь еще ребенок, как я мог забыть об этом!

Зеленый змей потихоньку подбирался к нашему.

– Не будем торопиться, – прошептал я. – Ну, давай… иди ко мне…

Зеленый занял позицию чуть выше нашего, не подозревая о ловушке, которую я ему приготовил.

– Смотри, Сохраб. Это один из любимых приемов твоего отца. Старый приемчик под названием «подпрыгни и нырни».

Сохраб учащенно сопел, изо всех сил вцепившись в вертящуюся шпулю. Стоило мне мигнуть, как шпулю уже держали маленькие мозолистые руки с треснувшими ногтями. Где же Сохраб? Откуда взялся мальчик с заячьей губой? И почему все засыпал слепящий снег, пахнущий курмой из репы, орехами и опилками? Как тихо стало. Только откуда-то издалека доносится голос хромого старого слуги, зовущий нас домой.

Зеленый змей теперь прямо над нами.

– Сейчас ударит, – шепнул я Сохрабу. – Момент настал.

Зеленый помедлил немного. Ринулся вниз.

– Готов! – воскликнул я.

Я проделал все блестяще. И это после стольких-то лет! Рывок в сторону – и мой змей увернулся. Слегка отпустить лесу, резко дернуть. Еще раз. Еще. Теперь мы выше. Описываем полукруг.

Все, братишка, сопротивление бесполезно. Леса-то твоя с треском перерезана. Прием Хасана сработал.

Зеленый, кувыркаясь и трепыхаясь, снижается. Люди у нас за спиной свистят и хлопают. Я вне себя от радости.

Сияющий Баба аплодирует мне с крыши. Смотрю на Сохраба. Он кривит рот. Он улыбается!

Не может быть!

Ватага мальчишек уже кинулась вдогонку за змеем.

Моргаю, и улыбка исчезает с лица мальчика. Но она была! Я сам видел!

– Хочешь, я принесу тебе этого змея? Кадык у Сохраба дергается. Волосы развеваются по ветру.

По-моему, он кивает. Слышу собственный голос:

– Для тебя хоть тысячу раз подряд! Бросаюсь вслед за змеем. Всего-навсего улыбка. Она ничего не решает, ничего не исправляет. Такая мелочь. Вздрогнувший листок на ветке, с которой вспорхнула испуганная птица.

Но для меня это знак. Для меня это первая растаявшая снежинка – предвестник весны.

Бегу. Взрослый мужик в толпе визжащих детей. Смешно, наверное. Но это неважно. Ветер холодит мне лицо. На губах у меня улыбка шириной с Панджшерское ущелье.

Я бегу.

Амир сам скажет вам, что он не является ни самым благородным, ни самым храбрым мужчиной. Но три года назад он совершил благородный и храбрый поступок. Он вернулся в талибанский Афганистан после двадцати лет отсутствия, чтобы искупить свой детский грех предательства. Он вернулся, чтобы спасти ребенка, которого никогда не видел, и тем самым спасти себя от собственного проклятия. Путешествие это едва не стоило ему жизни. И всему виной я. Ведь в конце концов, это я создал Амира, который является главным героем моего романа «Бегущий за воздушным змеем».

В 2003 году, когда моя книга ушла в печать, я повторил путешествие моего героя, сев в «Боинг-727» рейсом на Кабул. Как и Амир, я не был там очень много лет, целых 27, мне было 11, когда я покинул Афганистан. И теперь я возвращался туда 37-летним врачом, живущим в Северной Калифорнии, писателем, мужем и отцом двух детей. Я не отрываясь смотрел в иллюминатор, надеясь, что в прорехах между облаками увижу Кабул. И, когда это случилось, я словно слился со своей книгой и своим героем, я стал Амиром и вдруг ощутил родство с древней землей, которая виднелась далеко внизу. Это очень удивило меня. Я ведь и думать о ней забыл. Но выходит, дело обстояло иначе. И Афганистан тоже не забыл меня. Бытует мнение, что человек пишет о том, что он испытал. Я же собирался испытать то, что написал.