Андрей Битов - Преподаватель симметрии

"А я тебя всюду ищу!-ворчал Форцепс, отрывая его от двери.- Не вопи так громко! ничего не случилось, я машину пригнал". В окно лестничной площадки Варфоломей увидел на глазах растущую стрелу автокрана, в люльке болтался рабочий, целясь на Варфоломеев балкон. "Ты не видел внизу коляску?" - на всякий случай спросил Варфоломей. "Нету. Сперли. Да ты не горюй, я тебе пригоню другую. А где моя елочка?" "И елочки нету..." - согласился Варфоломей. "Ну, ты и шляпа, ваше величество,- расхохотался Форцепс, расстегнул свой саквояж и отхлебнул из него.- Я вот его никогда из рук не выпускаю!" С этими словами он расстелил у двери стерильную хирургическую салфетку и извлек пинцет, ланцет, ручную хирургическую пилу и щипцы, завитые невероятным винтом. Разложив все это, он достал из кармана кошелек, порылся и в нем, достав наконец то, что нужно. Он слегка обстукал замок вокруг, приникая ухом, как к спине больного, вставил монетку в прорезь и, легкими движениями ланцета удалив из замка что-то ненужное, как опухоль, повернул монетку - замок умиротворенно щелкнул, и дверь распахнулась. По коридору гулял морозный сквозняк, навстречу им шел ликующий человек в строительной каске. Будто две бригады проходчиков, которые долбили туннель с двух концов и наконец сошлись,- так они встретились посреди квартиры, обоюдно довольные своей точностью, как люди годами делающие одно дело, но ни разу друг друга не видевшие. "Все в порядке,-докладывал бригадир Форцепсу.- Пришлось выставить раму. Сейчас я вам открою дверь". "Открывайте",- согласился Форцепс.

И бригадир послушно направился к двери с выражением медленно проворачивающегося недоумения на лице, чтобы с таким именно лицом отворить ее перед герцогиней с Варфушенькой-младше-младшего на руках.

Нога все-таки. Слава богу. Нога у младшенького была обернута всеми шарфами, обута в шапку-ушанку, и тесемки бантиком наверху, будто нога была вверх ногами... "Кто вы такой! что здесь творится?!" -раздается ее пронзительный серебряный голосок, который как же не узнать после разлуки... "Где ухо?" - приступает немедленно к делу профессиональный Форцепс. "Форцепс, милый! - сменив диапазон, заворковала герцогиня.- Как я рада, что вы уже здесь... что это именно вы... Какое ухо?!"-взвизгнула она. "Нормально, оторванное, в мешочке..." Прервемся. Вздохнем. Несколько счастливых сцен... У бригадира заело стрелу, и она так и торчит в окнах Варфоломеевой резиденции, как большая елочная игрушка, радуя Варфушумладше-младшего своей упорной, пожарной окраской; сам бригадир устанавливает назад выставленную раму, после знакомства с аптечкой Форцепса все более успешно, но не сразу...

Форцепс, разобрав наконец, где у пациента нога, а где голова, разложив точно так же, как у двери, свой инструмент (пилу тоже) и с великими трудами разобрав всю эту постройку из шапки, шарфов, бинтов и шины ("Какой коновал натворил вам это?"), забрав его милейшую, чуть припухшую, слегка грязноватую ножку в свои красные вареные лапищи, нежно, как бы лаская и согревая ее, вдруг резким и страшным движением будто отрывает ее напрочь и тут же приставляет обратно; Варфушенька, как сказал один, хотя и янки, но достаточно точно, "опережая звук собственного визга", взлетает под потолок и там порхает некоторое время, кружа вокруг лампы, как ангелок; герцогиня лежит в обмороке, а когда приходит в себя, видит уже приземлившегося, совершенно здоровенького сына и нехорошо выражающегося Форцепса, пытающегося прибинтовать назад, шину, но это безнадежно.

"У вас дверь настежь",- говорит Варфоломей просто-младший, вводя прехорошенькую девицу, которую Варфоломей не надеялся больше увидеть. "Мэгги! - восторженно восклицает королева-мать.- Как я рада вам, милая! Поправьте мне чуть-чуть, у меня, кажется, сбилось..." И пока прекрасная Мэгги взбивает ей обратно что-то невероятное-башню XVIII века; пока старший сын отчитывается перед матерью (к счастью отца, от него сегодня ничем таким не пахнет и лишь чуть-чуть пивом); пока Форцепс складывает свой инструмент в саквояж, доставая оттуда аптечные пузырьки... Варфоломей наконец обращает внимание на большой и грязный узел, и ему кажется, что где-то он его уже видел... Ну да, это ошметки его шубы! С большим интересом развязывает король узел: что бы там могло быть?..

Когда король Варфоломей входит в общую залу в этой шубе, то неудержимое веселье поселяется в его резиденции, и больше оно не исчезнет из нашего повествования, по крайней мере пока не кончится Рождество, а мы не знаем, что будет за ним, ибо Рождество - СЕГОДНЯ.

Шуба, если можно было бы такое вообразить,- целая! Она сложена в более прихотливом, чем шахматный, порядке, где оставшиеся волчьи лоскутки соседствуют с огненными шкурками пока еще неведомого животного, то ли кролика, то ли кошки. Во всяком случае, шуба цела, но неспокойна: кажется, клубок дерущихся, как и положено кошке с собакой, животных входит в комнату - а это король Варфоломей в своей шубе... То ли гибнет в волчьей пасти бедный зайчик?.. но скорее все-таки кошка, ибо Василий Темный насторожился и выгнул спину и отошел к батарее центрального отопления, у которой при-грелся бригадир, и каска его съехала набок. А может, не шубы вовсе, а самого Варфоломея сторонится степенный кот, видя такую утрату королевского достоинства: в шубе, надев бригадирскую оранжевую каску, заняв у королевы-матери колокольчик для вызова прислуги, Варфоломей выплясывает посреди залы, как собственный королевский шут, ко всеобщему восторгу и удовольствию...

"У вас дверь вся нараспашку...- говорит уже давно стоящий в дверях и наблюдающий пляску Варфоломея его придворный Вор с пушистенькой елочкой в руках.- Что, нравится шубка?* - спрашивает он с нескрываемой гордостью. "К нам, к нам, дорогой Самвел!" - приглашают его к общему веселью, но турок серьезен, как никогда: "Можно вас на минутку, ваше величество?" - вызывает его в коридор,

В коридоре, поблескивая всеми своими марсианскими частями, стоит пропавшая с утра коляска, "Это последняя модель!-гордо говорит турок.-Вы и не мечтали о такой. Американская. Она стоит не менее нескольких тысяч долларов. Примите ее от меня в счет нашего расчета, а также в знак почтения к вашей глубокоуважаемой матушке..." Варфоломей лишается дара речи и лишь переводит взор с коляски на Самвела с елочкой, меняя последовательность: елочка, Самвел, коляска - коляска, елочка, Самвел и т, д. "Ладно,соглашается наконец он.- Не будем больше торговаться. Квиты. Только скажи мне все-таки, почему ты так и не сознался, что украл?" Глубокая печаль, равная несправедливости Варфоломея, отражается во взоре турка: опять начинается... "Да как же вам сознаешься, когда вы, может, слова своего не сдержите..." "Значит, опять не можешь?" "Ох, не могу..." - скорбно вздыхает Вор. "Так мы же один на один! - вдруг осеняет Варфоломея.- Это же не доказательство. Ну, что тебе стоит? Ну, пожалуйста... Христом богом тебя прошу... Ради Рождества..." "Один на один-это вы правильно... О ты, имени которого вслух не произнесу, дай мне силы!" Судороги пробежали по телу турка - он не мог. "Ладно, бог с тобой, ты свободен!" - вздохнул Варфоломей. "Совсем-совсем?"-ожил Вор. "Совсем-совсем",-согласился Варфоломей. "Навсегда?" - все еще не мог поверить подозреваемый. "Конечно". Вор опустился на колени и поцеловал Варфоломею руку; Варфоломей нагнулся его поднять, мол, что ты, что ты... и, когда нагнулся. Вор быстровато и горячо зашептал ему в ухо: "Да это я, я украл у тебя, у тебя украл я тогда, тогда я у тебя украл... Да как же я мог не украсть, когда ты сам мне показал, где!..- вдруг разгневался он, вскакивая с колен.- Ты сам, ты сам!.." Так они обнимались, целовались и рыдали на плече друг у друга, наконец-то в полном расчете. "Пошли к нам, отметим!" - приглашал счастливый Варфоломей вновь обретенного брата, и турок было отказывался, но уже соглашался, как вдруг - елочка, Самвел, коляска, Самвел, коляска, елочка... "Позволь,опешил Варфоломей,- а елочку с коляской ты разве не у меня... позаимствовал?.." "Э, нет!-рассмеялся Вор.-Это уж дудки. Это вот точно нет. Елочку мне троюродный брат принес, он елочный базар держит... А коляску... а коляску... лучше и не спрашивайте, чего мне это стоило! Мне прямо сейчас на улице сто франков за нее предлагали!" Вор, а вернее, теперь уже и не Вор, а турок, и даже не турок, а дорогой сердцу Варфоломея Самвел, был готов расплакаться от обиды и неправого подозрения и уже мог совсем уйти от этой обиды, так что пришлось и Варфоломею перед ним поизви-няться...