Андрей Битов - Преподаватель симметрии

И вот елочка горит огнями; Самвел очень ловко справился с перевязкой, и теперь Варфушенька-млад-ше-младшего катает по коридору бабулю в новенькой коляске, и оба визжат от восторга: и нога у него как здоровенькая, и прическа у королевы невероятная; старший сын, от которого ничем не пахнет,то он выйдет за Мэгги из комнаты, то она от него уйдет под испытующим взглядом герцогини, то они оба войдут; из кухни доносится запах пирога, который печет Мэгги с подручными Вором и бригадиром,- турок, как всегда, переложил пряностей...

И вот все в сборе, вокруг пирога и вокруг елки, и Варфоломей думает, может ли быть одновременно столько счастья... даже страшно. "Между прочим,провозглашает Варфоломей, известный энциклопедич-ностью своих познаний,- по восточному календарю нынче наступает год Кота!" Все начинают ловить Василия Темного, чтобы водворить его на самое почетное место. Герцогиня гладит кота, и Форцепс гладит кота, Варфуша-младше-младшего гладит кота, и Варфуша-средний гладит кота, и Мэгги гладит кота, и бабуля-королева гладит кота... и Варфоломею-королю некуда руку просунуть, потому что все гладят кота; Форцепс гладит кота, думая, что гладит руку герцогини, а на самом деле не ведает, что гладит руку вдовствующей королевы-матери, которая думает, что ей гладит руку ее любимый сын Варфоломей, а Варфоломей-средний гладит кота, думая, что гладит руку Мэгги, а сам гладит ручищу Форцепса, а сам кот уже давно убежал, а сама Мэгги... а где Мэгги? Варфоломей вдруг чувствует, что кто-то ласково перебирает его волосы, но это не мать и тем более не герцогиня... Варфоломей улыбается счастливо, и тут новая волна непоправимости и отчаяния охватывает его, и он тихо выскальзывает из-под этой ласки, как бы забыл что-то, как бы зачем-то проходит к себе в кабинет и там запирается изнутри. Там он сидит, тихо подвывая: за что. Господи! Младшенький, старшенький, матушка, герцогиня, Форцепс, Вор, Мэгги... Ты стареешь, Варфоломей! Плечи ломит под бременем власти... Ты устал. Ты всего лишь устал, Варфоломей! С кем не бывает... Кто за тебя потянет все это? Чья десница удержит такую державу...

И Варфоломей окинул ее взглядом - и не хватило взгляда. Она была вечна и бесконечна, от Эй до Зет...

...Когда мир уже сотворен, и твердь создана, и хлябь, и небо, и звезды, и засеяны травы, и выращены деревья, и выпущены в воды рыбы, а в леса звери, а в небеса - птицы, а в травеса - жучки и паучки... когда не упущен и гад, и комар, и таракан... когда впущен в этот мир и человек, когда он прожил уже и золотое младенчество, и бронзовую юность, и железную зрелость... когда он все, что мог, уже слепил, нарисовал, спел и написал... когда он отпахал и отвоевал, возвысил героев и низверг тиранов... когда этот мир наконец закончен к сегодняшнему и никакому другому дню... когда, стройные, гренадерские, грудь в грудь, плечо к плечу, скрипя кожей и посверкивая свежим золотом, выстроятся на полках все тома Энциклопедии в единственно возможном порядке - по алфавиту, от А до Я... никто другой, как Варфоломей, принимает этот парад.

Как генералиссимус, как крестьянин, как Творец, а если и не как Творец, то как бы с ним под ручку. Ходят они вдвоем, только вдвоем друг друга и понимая. Ходят и поглядывают хозяйским глазом: каков Дом! Там щепочку подберут, там планочку укрепят... там мушку пропущенную в полет запустят, там травку забытую посеют... Варфоломей гордится своей близостью к Творцу и Творению: какая стройность, какая мощь! - вот его чувство от выстроенности томов. Творец усмехается про себя: эк, человек... это же надо так все перемешать, в такую кучу одну свалить: цветок, солдат, камушек, редкая тропическая болезнь, балерина, шакал, гайка... Фемида, Франция, фа, фазан... Что за монумент тщеславию - Энциклопедия! Какой практик не рассмеется, глядя на этот жадный, беспорядочный ворох, именуемый человеческим знанием? А Творец, ко всему, еще и практик.

Но и Варфоломей, хоть и король всего лишь, а тоже практик.

Кот, замок, вор, автокран, пирог, коляска, каска, скальпель, нога, прическа, ухо в мешочке, топор, колокольчик, хирург, шуба, волк, елка, бинт, саквояж, бочка с медом... На что же все это похоже?

И Варфоломей вспомнил отеческую снисходительность Творца, когда прогуливался с ним об ручку, вдоль равняющегося на грудь четвертого человека гвардейского энциклопедического полка... как Тот не одернул его, не осадил... и усмехнулся над собой Варфоломей и что-то будто понял в который раз. Придвинул к себе чистый лист бумаги... Вот сейчас сидит, рисует и смеется. Заставку к букве А.

Посредине листа - большая, толстоногая, прочно стоящая, как пирамида - А.

В левом верхнем углу от А парят рядышком аэростат и автомобиль; прямо под ними-араб в бедуинском одеянии целит с колена из винтовки, привязав своего осла к некоему орнаменту, на веточке которого уселся орел; целится араб в серну, что в страхе убегает от него по другую сторону А; на вершине буквы уселся некий удод; к левой боковине прислонился локтем арлекин; алебарды, пики, боевые топоры - целый арсенал - прислонены к правой боковине буквы; в замкнутом треугольничке буквы А - паук сплел свою паутину; серна боится бедуина и убегает, а рядом с ней страус и овца совсем его не боятся и пасутся себе; Арлекин смотрит через букву на гору оружия и будто улыбается: что, мол, за хлам... в ногах буквы - якорь, луковица, подкова...

Какое-то, однако, возникло неравновесие... Кто-то скребся и дышал за дверью. Неужто Мэгги? Варфоломей приник ухом к двери: никого. Он отворил ее, стараясь не щелкнуть замком... и в комнату скользнул белый кот.

Варфоломей вздохнул с облегчением и разочарованием. Взглянул на лист: кажется, хорошо! Орел перевешивал слева.

И Варфоломей подвесил справа, на такой же веточке - АБАЖУР

СТИХИ ИЗ КОФЕЙНОЙ ЧАШКИ

"Мне кажется, сеньор,- сказала Ревекка, - что ты в совершенстве знаешь пружины сердца человеческого и что геометрия является вернейшим путем к счастью".

Ян ПОТОЦКИИ. "Рукопись, найденная в Сарагосе"

Урбино Ваноски, двадцатисемилетний недостаточно известный английский поэт смешанного польско-голландско-японского происхождения (во втором, третьем и четвертом поколении), не знающий ни одного из этих языков и ни разу ни в одной из своих родин толком не побывавший, автор почти нашумевшего сборника стихов "Ночная ваза" (непереводимое словосочетание, означающее скорее "Вазу в ночи"), практически, однако, не разошедшегося, кроме разве поэмы "Четверг", включенной впоследствии в одну из представительных антологий,- печального стихотворения, отразившего, по-видимому, личный опыт автора, например, в таких строках: Я однолюб и верный человек на самом деле с нетерпеньем жду жену свою одну без мужа чтоб встречаться с ней в кино в подъезде под дождем