Алексей Колышевский - МЖ. Роман-жизнь от первого лица

Весь следующий день я гулял по городу. Купил целый чемодан одежды и подарков и в самом конце своего шоппинга, покидая Florida и Santa Fe, я, нагруженный пакетами с названием бутиков, заглянул в респектабельный ювелирный магазин «Reynaldo Mechado». Просто подумал, что руку Светы вполне мог бы украсить красивый аргентинский бриллиант.

Меня встретил высокий, атлетичного телосложения блондин с голубыми холодными глазами, одетый в безукоризненный белый костюм-тройку и голубую рубашку, под цвет своих глаз. Внутренняя обстановка была элегантной и скромно-дорогой. Блондин предложил мне кресло, сам уселся в точно такое же, по другую сторону небольшого столика:

– Что бы хотел выбрать сеньор?

– Сеньор хотел бы купить своей супруге кольцо с бриллиантами и, если это возможно, серьги к нему.

– Одну секунду, вам уже несут кофе, а я сейчас предложу вам несколько достойных изделий на выбор. Думаю, что мы обязательно подберем вещь, которая придется вашей супруге по вкусу.

Про себя я назвал блондина Бальдур фон Ширах. Был такой персонаж в Третьем рейхе, командовал как раз «Гитлер-югенд». Предложенную мне чашку кофе я вежливо отставил в сторону. Ну не люблю я кофе. У меня от него сердце побаливает и в голове шумит. Вот чай, матэ, отвары всякие – это я могу ведрами лакать, а вот с кофе у меня любовь не вышла.

«Фон Ширах» тем временем принес несколько небольших лотков, обшитых велюром, на которых в специальных гнездах располагались разнообразные кольца с камнями, которые, как пела Мерлин Монро, являются лучшими друзьями каждой девушки. Я выбрал одно, красоты необычайной, с семью бриллиантами, каждый из которых весил полкарата. «Фон Ширах» назвал цену, я криво усмехнулся и сделал вид, что собираюсь уходить из места, где меня держат за дурака, но он оказался хорошим продавцом, и через несколько минут оживленного торга мы ударили по рукам. Я расплатился, и кольцо, упакованное в кожаную коробочку, перекочевало в мой карман. «Фон Ширах», несмотря на свою арийскую сдержанность, оказался человеком любопытным и задал мне традиционный вопрос, к которому я уже успел привыкнуть:

– Откуда сеньор приехал?

– Из России.

– О! Россия…

Его лицо чуть заметно помрачнело. Всего на долю секунды, но я успел заметить, как в его голубых глазах сверкнули два острых жала. Они словно когти у кошки, показались на мгновение и исчезли. Передо мной сидел прежний продавец, учтивый и услужливый.

– А откуда приехали вы?

– Почему сеньор думает, что я откуда-то приехал?

– Потому, что ваша внешность нетипична для этой страны. Вот я и подумал, что вы вполне могли бы оказаться, например, ирландцем или норвежцем.

– Сеньор на верном пути. Я немец.

– Вот как? Мы почти земляки?

– Земляки? В каком смысле? Вы имеете отношение к Германии?

– В какой-то степени все русские имеют отношение к Германии, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Не вполне… Мой дедушка приехал сюда в середине сороковых годов прошлого века. Основал вот эту ювелирную фирму. Мне она досталась по наследству.

– Как вас зовут?

– Вальтер. Вальтер Глобоцник.

– Вашего дедушку звали Одило Глобоцник?

– Да. Его звали именно так. Вы увлекаетесь историей?

– Да. Поневоле приходится. Я словно попал в какую-то страшную сказку и грежу наяву. Скажите, каким образом ваш дедушка мог приехать сюда в середине, как вы говорите, сороковых годов прошлого века, если согласно официальным источникам он погиб?

– Многое, что говорится в официальных источниках, не соответствует действительности, сеньор.

– Вы знаете не хуже меня, что Одило Глобоцник был высшим офицером СС, военным преступником, убийцей и палачом. И вот теперь я сижу рядом с его внуком, у которого я только что купил кольцо для своей жены, за одним столом?! Есть отчего удивиться, если не сойти с ума, не так ли?

– Мой дед был солдатом. Преданным солдатом, который присягал на верность Германии и воевал за нее.

– Вальтер, лично против вас я ничего не имею. Вы отличный менеджер и кольцо ваше великолепно. Наши дедушки воевали когда-то по разные стороны линии фронта. Мой погиб под Кенигсбергом, а вашего схватили англичане 31 мая 1945 года, не так ли? И согласно официальной версии, он раскусил ампулу с цианистым калием, а после этого еще никому не удалось выжить. Так что же произошло на самом деле с вашим дедом и как он очутился здесь?

– Сеньор желает купить еще что-нибудь?

– Нет, сеньор желает получить ответ на свой вопрос. Сеньор представляет двадцать шесть миллионов человек, замученных и убитых такими вот Глобоцниками, как вы изволили выразиться, «преданными солдатами», когда-то присягнувшими на верность сатане и вставших под его знамена. Что случилось с вашим дедом?

– Если сеньор ничего не желает больше купить в моем магазине, то я вынужден просить вас уйти. Мне нечего больше сказать вам. Прошу прощения. Мы закрываемся.

Я понял, что правда сейчас на стороне этого очередного стремного артефакта. Потомок Глобоцника вполне мог бы даже застрелить меня и выставить перед полицией дело так, что это я пришел и угрожал ему, пытался напасть, ограбить, да мало ли… Чего можно ожидать от внука такого мерзавца, как Одило Глобоцник?

Ведь его милый дедушка, по кличке «Глобус», которую дал ему не кто-нибудь, а сам Гитлер, был бригадефюрером СС и руководил всеми лагерями смерти на территории Польши. Бельзен, Майданек, Треблинка – эти названия, от которых смердит трупным ядом, суть порождения Глобуса. Я верю в наследственность, и, глядя на внука этого исчадия ада, меня затрясло. То ли от страха, то ли от бессилия. Бессилия в том, что я ничего не могу сделать против этого бриллиантового наследника. А я бы с большим удовольствием вырвал ему кадык! Думаю, что миллионы зверски убитых в польских лагерях по приказу Глобуса вымолили бы мне прощение не только за эту, но и за все остальные мои жертвы.

С большим сожалением о выброшенном в океан пистолете я вышел из ювелирного магазина. Дошел до отеля и из номера позвонил в российское посольство. Выяснил, что мой чекист-родственник на работе не был. Попросил дать мне мобильный номер Виктора Петровича. Номер мне дать отказались, но любезно согласились записать мой и передать его. Кирьянов перезвонил через полчаса. Я предложил ему встретиться. Он согласился. Мы встретились неподалеку от моего отеля в ресторане Che di. Buenos Aires. Ресторан был неплох, дурацкая помпезность отсутствовала, блюда были вкусными, а на стене висела плазменная панель, показывающая матч Boca-Newells. Я подробно рассказал своему родственнику о событиях вчерашнего дня. Не забыл также упомянуть о портрете Бормана с овчаркой. О жестком диске из видеомагнитофона камеры слежения я умолчал. Я не стал его выбрасывать, а мечтал привезти в Москву и тщательно просмотреть. Словно что-то говорило мне о том, что увиденное мною пригодится мне в дальнейшем. Виктор Петрович выслушал, не перебивая. После моего рассказа он долго молчал, словно что-то взвешивая, и наконец произнес: