Марк Леви - Следующий раз

Аэропорт Хитроу умывался мелким дождиком. Джонатан сдал машину и сел в автобус-челнок, доставивший его к стойкам регистрации авиакомпании «Ал-Италия». До рейса во Флоренцию оставалось ещё два часа, но он забыл у Клары свой зонтик, поэтому вместо прогулки на свежем воздухе отправился по магазинам беспошлинной торговли.

Клара спустилась в кухню, подошла к камину, в котором потрескивал огонь, и улыбнулась. Теперь, в полусне, к плите, поставить на огонь чайник, сесть за стол… Экономка, каждый день прибиравшая в доме, уже принесла газету и свежий хлеб, Клара слышала у себя над головой её ободряющие шаги. Увидев письмо Джонатана, она отложила газету и открыла конверт.

«Клара, я уехал рано утром. Мне хотелось постучаться к вам в дверь и сказать вам „доброе утро“, но вы ещё спали. Когда вы читаете эти строки, я уже лечу во Флоренцию, по следам нашего художника. Странно, мне пришлось столько ждать, прежде чем сделать величайшее в моей жизни открытие. Я хотел поделиться с вами мыслью, с которой я этим утром проснулся. Это открытие подобно путешествию, мне кажется, что началось оно в момент нашей с вами встречи. Но когда мы в действительности отправились в путь, вы это знаете?

Сегодня вечером я вам позвоню. Желаю вам хорошего дня, я бы предпочёл провести его рядом с вами, я уже знаю, что буду по вам скучать.

Всего хорошего,

Клара сложила письмо и медленно опустила его в карман халата. Глубокий вдох, спокойный взгляд на люстру, воздетые к потолку руки — и громкий крик радости.

В двери появилось удивлённое лицо экономки Дороти Блекстон.

— Вы меня звали, мэм? Клара смущённо кашлянула.

— Нет, Дороти, это, наверное, свисток кипящего чайника.

— Вероятно. — Экономка покосилась на чайник на плите: Клара забыла зажечь под ним огонь.

Клара вскочила и на радостях, не отдавая себе отчёта, сделала пируэт. Мисс Блекстон было поручено прибраться в доме и поставить в гостевой комнате цветы. Сама она едет в Лондон, но скоро вернётся.

— Конечно, мэм, — сказала экономка и пошла к лестнице. В коридоре она скорчила насмешливо-непонимающую гримасу.

Шасси самолёта, уносившего Джонатана, оторвались от взлётной полосы. В тот же самый миг Клара выехала в «моргане» из ворот имения. Через два часа она подъехала к галерее.

В нескольких тысячах километров от галереи Джонатан подкатил в такси к отелю «Савой» на пьяцца делла Република. Войдя в номер, он первым делом позвонил своему старому другу, с которым давно не виделся. Лоренцо сразу схватил трубку и безошибочно опознал голос.

— Что тебя привело к нам? — спросил Лоренцо с тосканским акцентом.

— Как насчёт обеда? — ответил Джонатан вопросом на вопрос.

— С тобой — всегда! Где ты остановился?

— В «Савое».

— Хорошо, встретимся через полчаса в кафе «Джилли».

Терраса была переполнена, но Лоренцо знали во всех модных местах города. Официант обнял его, пожал руку Джонатану и без промедления их усадил, разгневав этим туристов, стоявших в очереди перед дверями. Джонатан вежливо отказался от меню, протянутого метрдотелем.

— Мне то же самое, что ему!

Друзья радовались встрече и болтали без умолку.

— Итак, ты считаешь, что раскопал эту свою драгоценную картину?

Я твёрдо в этом уверен, но мне необходима твоя помощь, чтобы моё мнение разделил весь остальной мир.

— Почему твой проклятый художник не подписал эту картину?

— Ещё не знаю. Для этого ты мне и понадобился.

— Ты все тот же! Всегда был свихнутым! Ещё в Париже, на скамье Школы изящных искусств, ты мне все уши прожужжал своим Владимиром Рацкиным!

— Ты тоже не изменился, Лоренцо.

— Прошло целых двадцать лет, за это время мудрено не измениться.

— Как Лючиана?

— По-прежнему — моя супруга и мать моих детей. Сам знаешь, здесь, в Италии, семья — это свято. А ты женился?

— Почти!

— Вот я и говорю: ты ни капельки не изменился!

Официант принёс счёт и две чашечки крепкого кофе. Джонатан полез за кредитной карточкой, но Лоренцо его опередил.

— Позволь мне! Доллары в Европе больше ничего не стоят, разве ты не знал? Я отвезу тебя к Цеччи, их мастерские здесь, под боком. Возможно, там мы больше узнаем про пигменты, которыми пользовался твой русский. Они не меняют свои составы на протяжении столетий. Этот магазин — настоящая память нашей живописи.

— Я знаю, что такое «Цеччи», Лоренцо!

— Зато ты не знаешь никого из тех, кто там работает, а я знаю их всех.

Они покинули пьяцца делла Република. Такси высадило их у дома 19 на виа делла Студио. Аоренцо назвал себя, пленительная брюнетка по имени Грациэлла встретила его с распростёртыми объятиями. Лоренцо шепнул ей на ухо пару слов, она пропела на это «si». Подмигнув Лоренцо, она повела обоих друзей в глубь магазина. Там их ждала ведущая вверх древняя лестница, застонавшая под их шагами. Грациэлла извлекла внушительный ключ, с лязгом отперла дверь и пригласила гостей на огромный чердак, куда не проникало ни лучика света. В стропила упирались бесконечные этажи полок с пыльными гроссбухами. Повернувшись к Джонатану, Грациэлла спросила почти без акцента:

— В каком году здесь побывал ваш художник?

— Между 1862 и 1865 годами.

— Тогда идите за мной, конторские книги того периода хранятся чуть дальше.

Найдя нужную этажерку, она медленно провела по ней пальцем и остановилась перед пятью потрескавшимися корешками.

Она положила тяжёлые тома на стол. Здесь фигурировали все заказы, выполнявшиеся фирмой «Цеччи» в течение четырех веков.

— Раньше чистые пигменты и масляные краски готовили прямо здесь, — начала объяснять Грациэлла. — На этих полках рылись величайшие живописцы. Теперь это — архив флорентийского музея. Между прочим, чтобы здесь находиться, вам полагается получить разрешение директора музея. Если отец меня увидит, мне несдобровать. Но вы — друг Лоренцо, так что чувствуйте себя как дома. Я помогу вам в ваших поисках.

Джонатан, Лоренцо и Грациэлла принялись листать старинные бухгалтерские книги. Просматривая рукописные страницы, Джонатан представлял себе Владимира, расхаживавшего здесь в ожидании исполнения его заказов. Рацкин говорил, что ответственность художника не исчерпывается эстетическим и техническим совершенством его творения, необходимо ещё уметь защитить его от действия времени. Ещё учительствуя в России, он часто сожалел об ущербе, причиняемом неудачной реставрацией полотнам его любимых мастеров. Джонатан знал нескольких парижских реставраторов, которые охотно присоединились бы к точке зрения живописца.

Лестница заскрипела, и вся троица испуганно замерла: на чердак поднимался кто-то ещё. Грациэлла постаралась расставить гроссбухи на полке в прежнем порядке. В двери повернулась ручка, Грациэлла едва успела напустить на себя невинный вид — и на чердаке появился её насупленный папаша.