Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

– Я перерос эти забавы, – пояснил Джек. – Жан-Батист, позвони мне позже, и мы…

– Позже я буду занят, – произнес Деспьер. – Джек рассказывал мне о мистере Делани.

Он повернулся лицом к девушкам.

О событиях столетней давности. Продолжай, Джек. Я уверен, девушки охотно послушают.

– В молодости, – заметила итальянка, – когда Делани делал эту картину, он был очень интересен.

– А сейчас? – спросил Джек.

– Я видела другие его ленты.

Девушка пожала плечами, как бы извиняясь.

– Они скучноваты. В них много голливудского. Я не права?

– Не знаю, – сказал Джек.

Похоже, в Риме мне придется постоянно заступаться за Делани, подумал он.

– Теперь я редко хожу в кино, добавил он, глядя на девушку с новым интересом.

Она была умнее, чем показалось Джеку вначале.

– Это произошло в Филадельфии, до войны, в 1937 году, – напомнил ему Деспьер. – Ты играл в спектакле…

Джеку не нравилось присущее Деспьеру стремление делать из работы событие светской жизни; находясь в женском обществе, Деспьер, похоже, постоянно проявлял подобную склонность.

– Девушкам будет скучно, – сказал Джек.

– Я очень хочу услышать о Филадельфии тридцать седьмого года, – заявила светловолосая американка. – Мне исполнилось тогда десять лет. Это был лучший год моей жизни.

В ее сдержанной, печальной улыбке сквозило неприятное самоуничижение.

– А сколько лет было тогда тебе, сага mia [12]? – спросил Деспьер итальянку. – И где ты находилась в тридцать седьмом году?

– Два года, – с неожиданной застенчивостью ответила девушка. – А жила я в испанском городе Сан-Себастьяне. Если мистер Роял… извините меня, мистер Эндрус, не хочет рассказывать нам, настаивать невежливо.

– Не забывай, Вероника, я – газетчик, – сказал Деспьер. – В нашем деле настойчивость – это все.

Тут он попал в точку, подумал Джек. Вероника. Вот, оказывается, какое у нее имя. Вероника. Классический элемент корриды, выполняемый с плащом. Сан-Себастьян, Испания. В его голове мелькнуло воспоминание о виденном им сне, и эта ассоциация встревожила Джека.

– У меня есть идея, mes enfants [13], – сказал Деспьер, лениво поднимаясь с кресла. – Мы перекусим, а заодно поведаем друг другу тайны нашего прошлого.

Они неуверенно встали.

Если мистер Эндрус не возражает… – сказала Вероника серьезно, с прежней неожиданной застенчивостью посмотрев на Джека.

– Конечно нет, – сдаваясь, отозвался Джек. Все равно мне надо где-то поесть, подумал он.

– Следуйте за мной, – сказал Деспьер, взяв Веронику под руку и направившись в сторону улицы. – Я отведу вас в такое место, где с двенадцатого века не было туристов.

Джек задержался, чтобы заплатить официанту сто лир. Потом вместе с мисс Хенкен он пошел за Деспьером и Вероникой. Этот хитрец собирается угостить свою девушку ленчем за мой счет, подумал Джек.

На лице мисс Хенкен появилась радость с оттенком сомнения – она была из тех девушек, которых приглашают на ленч только случайно.

Джек не спускал глаз с пары, шагавшей перед ним. Деспьер с видом собственника держал Веронику за плечо; их смех, долетавший до Джека, звучал вполне интимно. Раскачивающиеся полы пальто частично закрывали великолепные ноги девушки – длинные, загорелые, в туфлях на высоком каблуке. Настроение Джека испортилось окончательно. Ручаюсь, после ленча они найдут предлог покинуть нас, чтобы заняться любовью, возмущенно подумал он.

– Господи, – тихо сказала мисс Хенкен, глядя на идущую впереди девушку, – почему я не родилась итальянкой? Джек посмотрел на нее с жалостью и отвращением.

– К тридцати годам она расплывется, – заметил он, помогая мисс Хенкен утешать себя.

Мисс Хенкен сухо рассмеялась и похлопала себя по плоской груди.

– Что ж, мне уже тридцать. Вы меня успокоили.

Я приехал в Рим не для того, чтобы утешать обделенных, – подумал Джек. Заставлю Деспьера заплатить за себя и свою девушку. Это будет моим единственным достижением за день.

Деспьер ошибся, сказав, что в том ресторане, куда он повел их, не было туристов с двенадцатого века. Напротив Джека в углу небольшого зала сидела тихая американская пара, казавшаяся четой молодоженов. Она серьезно изучала меню; девушка, подняв голову, обратилась к стоявшему перед ней официанту: «Я хочу что-нибудь типично итальянское. Омлет – это итальянское блюдо?» Джек готов был поцеловать ее в чистый, прекрасный, американский лоб.

Интерьер этого типично римского ресторана не радовал глаз; стены его были расписаны кричаще яркими видами Неаполитанского залива; люстры в виде безвкусных модернистских конструкций висели под потолком, столь высоким, что благодаря какому-то акустическому эффекту посетителям приходилось кричать, чтобы их услышали соседи по столику. Деспьер заказал для всех местное фирменное блюдо – spaghetti a lie vongole [14], официант поставил на стол открытый графин с широким горлом, наполненный вином.

– По мнению Джека, в характере Мориса Делани есть тайные красоты; сейчас он поведает нам о них, и я смогу нарисовать объективный портрет великого человека.

Джек попытался вспомнить, как однажды вечером, более двадцати лет тому назад, он познакомился с Делани. Произошло это в гримерной; кроме режиссера, в залитой ярким светом комнате находились Лоренс Майерс и девушка, впоследствии ставшая женой сценариста. Только что закончился спектакль, в течение недели апробировавшийся в Филадельфии. Майерс и его невеста сидели рядом на старом диване, Джек чистил перед зеркалом лицо кольдкремом.

– Это была первая пьеса Майерса, – сказал Джек, – драматург радовался положительным откликам прессы и успеху спектакля. Все говорили, что Хэрри Дэвис – он играл главную роль – станет звездой. Дэвис уже умер, – произнес Джек. – Майерс – тоже.

Джек замолчал, пытаясь понять, зачем он сказал об этом,ради чего воздвиг над заброшенными могилами забытых американцев надгробья из слов, объявив своим слушателям об их смерти. В этот миг Джек как бы воочию увидел живого Майерса – бледного, нервного молодого человека в изношенном костюме, сидящего возле смущенной девушки, которая напоминала гувернантку, отпущенную на выходной; она любила Майерса так неистово, что превратила их жизнь в цепочку ужасных сцен ревности, оборвавшуюся в тот день, когда Лоренс покинул кислородную палатку, чтобы умереть.

– Майерс где-то познакомился с Делани, все знали, что режиссер находится в зрительном зале и следит за спектаклем, – продолжал Джек. – Делани недавно закончил свою первую полнометражную картину, она имела большой успех; прилетев на восток, он заехал в Филадельфию, чтобы посмотреть спектакль и поделиться своим мнением с Майерсом.

Официант принес еду, и, пока он расставлял тарелки, Джек, смежив веки, вспоминал, как выглядел Делани, когда он ворвался в гримерную. Молодой, грубоватый, самоуверенный, с хриплым голосом, одетый артистически-небрежно, Делани был в дорогом пальто из верблюжьей шерсти, на его шее развевался, как флаг, кашемировый шарф; его разъяренное лицо пылало, в движениях чувствовался избыток жизненных сил, казалось, он обладал неистощимым запасом энергии.