Сергей Минаев - Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста

— Антон, ты поступил бы также на моём месте.

— История не терпит сослагательных наклонений. В данном случае это сделали вы, а не я.

— Антон, формат, в котором мы работаем, медиа-среда — она же бесчувственна и неразумна, её формат…

— Аркадий Яковлевич, вы, по-моему, с коньяком переборщили. Вы уже путаете тех, кто в формате работает, с теми, кто его создаёт. Вы уж определитесь, господин Вербицкий, пока нас тут только двое, а то некрасиво получится. Всё-таки вы в формате работаете или вы его создаёте? Кто, по-вашему, заставляет нас ежедневно пудрить мозги аудитории? Кто это такой, этот мифический и бесчеловечный формат? Что же это за душегубка такая — медиа? Бесчеловечная, бесчувственная и неразумная, а?

— Антон, я хотел сказать…

— А не надо хотеть и говорить разные вещи. В этом проблема, понимаете? В том, что мы хотим сказать одно, а говорим другое. А подразумеваем вообще третье. Так всё же, Аркадий Яковлевич, где эти неодушевлённые убийцы людского сознания? Два ангела ада — «медиа» и «формат», а?

— Антон, я тебя прошу. Я понимаю, что все мы нервничаем сейчас. Ты очень взвинчен, ещё бы, пережить такое. Но всё-таки я тебе прошу…

— А я вас прошу, ответьте, кто это? Не можете? Тогда я за вас отвечу. Это мы с вами. Вы — «формат», а я — «медиа», которая работает в этом формате. Или наоборот, как вам больше нравится. И не надо мне тут гнать про неразумность медиа. Она очень даже разумна, потому что ОНА — ЭТО МЫ. Мы «media sapiens», и поэтому и формат, и информационная среда, и приёмы доведения информации до аудитории — все это мы. А мы очень разумны. Ого! Я бы даже сказал, таких разумных ещё поискать надо. Вот про бесчувственность это вы правильно сказали. Только опять же это не медиа бесчувственна, это мы — бесчувственные и аморальные твари, движимые жаждой наживы и тщеславием. Посему давайте сегодня проявим неслыханную щедрость — хотя бы друг другу лапшу на уши вешать не будем, а?

— Давайте. Тогда, Антоша, дорогой, давай вернёмся в русло столь любимого тобой цинизма, а?

— Давайте. Цинизм — он хотя бы честнее.

— Вот-вот. Про честность давай. Когда Горчакова подралась с собственными строителями, кто предложил двигать в прессу легенду о том, что её, как известную правозащитницу, избили «Наши»? Не ты ли, Антон?

— Ну, я, и что?

— А то, что чья бы корова мычала. А метро? А Зайцев? Начал мне тут задвигать про медиа сапиенс, философ доморощенный. Я-то, старый дурак, ещё сижу и слушаю. У тебя у самого какие принципы и какая мораль?

— Никакой. Как и у вас.

— Так чего же ты хочешь? Ты умер. Точнее, мы думали, что ты погиб, и решили на этом выстроить удар. Сам посуди. Тебе, как мёртвому, разве не всё равно, кто и в каких целях использует твоё имя?

— Может, мне моё светлое имя дорого, как память?

— Ай, — отмахнулся Вербицкий, — брось ты. На наших именах пробы негде ставить.

— Согласен. И что дальше будет?

— В смысле?

— В прямом. Со мной что дальше будет?

— Будешь жить, я так понимаю, долго и счастливо. Говорят, что кого хоронят раньше срока, тот долго жить будет.

— Это из области мистики. Я говорю о практическом плане. Я же теперь воскрес. И как нам всем с этим жить?

— Да… надо подумать…

— Может, церковь создадим? Имени отрока Антона, от кровавой гэбни умученного и счастливо воскресшего? Я буду мессией, вы — апостолом. Прибыль пополам? Идёт? Или даже вы будете воскресителем меня. А чо? Грабовой же «воскрешает» людей и неплохо зарабатывает на этом. Только у него, в отличие от нас, нет доказательств, никто ещё не видел ни одного воскрешённого им человека. А у нас сразу живой воскресший. Да какой!

— Да брось ты ёрничать, — Вербицкий встаёт со своего стула и начинает ходить по комнате, — без тебя тошно, клоун. Задача…

— Да уж, неожиданно воскресший рояль в кустах задавил весь оркестр.

Мне уже по-настоящему смешно и безумно любопытно, каким образом Вербицкий вырулит ситуацию со мной. Такое впечатление, что это будто бы и не со мной происходит. Какой-то политический кинотриллер, да и только. Вербицкий тем временем успокаивается и снова садится за стол.

— Так, Антон Геннадьевич. Я думаю, что мы ничего поменять не сможем. Понимаешь, если ты сейчас для всех воскреснешь, то нам придётся отыгрывать назад обвинения против правительства. Обвинения в том, что спецслужбы специально охотились за тобой.

— Мне, виноват, пойти в гроб лечь?

— Нет, в гроб не стоит, конечно. А вот исчезнуть (Вербицкий поднимает палец к потолку) на время! Исчезнуть на время, думаю, было бы хорошо.

— Это на какое такое время?

— Ну, не знаю. На некоторое. На годик, к примеру. А что, хорошая мысль, — Вербицкий опять встаёт, подходит к шкафу, и видно, как его самого прёт от столь удачной находки, — на годик. За рубеж…

— И как вы себе это видите?

— Вижу отчётливо, дорогой мой. Очень просто. Сделаем тебе документы и отправим на длительный отдых.

— Как шахтёра, — смеюсь я.

— Именно. Ты же бился в каменоломнях путинской России за свободу слова? Шахтёр и есть. Все мы шахтёры…

— Мы, Аркадий Яковлевич, скорее не шахтёры, а ассенизаторы. Только неправильные. Настоящие ассенизаторы говно вывозят, а мы его, наоборот, привозим огромными количествами.

— Антон, ты сегодня на редкость метафоричен.

— Это у меня от народа. Долго путешествовал, вот и набрался. Ладно, давайте дальше.

— А что дальше? Выбирай страну, выпишем тебе отпускные хорошие. Миллион тебя устроит? И страна на выбор. Представляешь, поедешь к морю, будешь загорать целый год, с девками кувыркаться. А может, книгу напишешь?

— А дальше?

— Что дальше?

— Ну, после того, как год пройдёт?

— Да там разберёмся. Сейчас выборы проскочим, ситуация стабилизируется, все про тебя забудут, а через год, Антон, много чего может измениться. Ты, может, и вовсе возвращаться не захочешь?

— А если захочу?

— Ну… ну, придумаем тебе легенду. Расскажем, что ты выжил. Что боялся за жизнь свою и своих близких и был вынужден уехать. Правду и скажем. Антон, это же гениально! А потом скажем правду. И всё! Ты национальным героем российской интеллигенции станешь. Как Герцен. Ну или как Огарёв, это уж как сам захочешь.

— Какая-то левая история получается…

— Нормальная история получается. Дальше подключим СМИ, создадим тебе ореол борца-мученика, и все, Антон Победоносец.

— Нда… заманчиво. А как же я буду целый год вдали от родины жить?

— А чего? Берёза живёт в Лондоне и не тужит, чем ты хуже?

— У меня нет таких денег, как у него. А так я не хуже, а даже лучше.

— Тебе миллиона мало? Давай обсуждать. Скажи, сколько ты хочешь, я обсужу с… ну, сам понимаешь. И решим твои вопросы.

— Как-то сложно мне вот так. Ну как я уеду? У меня тут друзья, любимые женщины, Родина, в конце концов.