Иэн Бэнкс - Шаги по стеклу

— Возможно, — произнесла Аджайи, изучая домино. — Не пора ли все-таки рассказать друг другу, почему мы оказались в замке. За какие провинности нас отправили в ссылку

— Ну... — Квисс не проявил особой радости. — Пожалуй. Не исключено, что мы даже найдем в этих историях какую-нибудь подсказку... приблизимся к правильному ответу: понимаешь, если у нас окажется что-то общее... похожие причины... вдруг это поможет нам отсюда выбраться? — Он вопросительно поднял брови, ожидая подтверждения.

— Аджайи, из соображений тактичности, решила не напоминать, что в свое время, по прибытии в замок, приводила именно такие доводы. Однако Квисс решительно воспротивился ее предложению поделиться своими несчастьями. Тогда она решила, что ей остается только одно — запастись терпением.

— У меня нет возражений, Квисс. Если, конечно, ты не против.

— Я? Нет, я совсем не против, — быстро заговорил Квисс и, помолчав, добавил: — Только... ты первая.

— Тогда слушай. — Аджайи для храбрости набрала побольше воздуха. — Со мной приключилось вот что... Я служила адъютанткой Офицера Философии; в нашей эскадре он носил звание маршала...

— Ты была адъютанткой самого Офицера Философии? — с уважением переспросил Квисс.

— Именно так, — подтвердила Аджайи. — Он был страстным охотником и, хотя это занятие давно ушло в прошлое, любил возвращаться к открытой природе и к старым добрым обычаям — никогда не упускал такой возможности. Мне было понятно его желание приобщиться к истокам, испытать единение с природой — пусть даже с чужой природой, — в этом нет ничего предосудительного, но я не скрывала, что он, по-моему мнению, не знал меры. Например, он принципиально не брал с собой никакие средства связи или перемещения, не говоря уже о современном оружии. У нас были только допотопные ружья да собственные ноги.

— Стало быть, ты его сопровождала в этих вылазках, — отметил Квисс.

— Приходилось, — пожала плечами Аджайи. — Он брал меня с собой потому, что ему было интересно со мной спорить — так он говорил. На охоту мы отправлялись вместе. Со временем я вполне преуспела в искусстве риторики и приноровилась к старинному оружию, до которого он был сам не свой. Кроме того, я научилась уклоняться от его ухаживаний, да он и не проявлял особой настойчивости. Как-то раз, уже под вечер, на одной такой... территории... мы пробирались через болото за огромным зверем, которого он подстрелил; нас замучила мошкара, мы выбивались из сил, оказались без всякой связи с эскадрой, не считая заранее назначенной контрольной встречи, промокли и оголодали... впрочем, буду говорить только за себя — он-то был совершенно счастлив... и вдруг он споткнулся о полузатонувший ствол дерева или о какую-то корягу и в падении, видимо, зацепил пальцем за курок; а на его ружье — на этой старинной игрушке — даже не было предохранителя; выстрел пришелся ему в грудь. Ранение оказалось очень тяжелым; он оставался в сознании, но страдал от невыносимой боли (брать с собой нормальные медикаменты он тоже отказывался). Нужно было первым делом вынести его из болотной жижи и хотя бы дотащить до каменистой гряды, которая виднелась из тумана; но стоило мне до него дотронуться, как он начал страшно кричать; тут я вспомнила, что читала в каком-то историческом романе, как у солдат, раненных из древнего огнестрельного оружия, без всякой анестезии извлекали пули и как при этом облегчали боль; почему-то мне показалось, что в тех обстоятельствах следовало проделать то, о чем я читала, даже если практическая польза была бы невелика, и тогда я вынула пулю из своего собственного ружья и вложила ему в рот, чтобы он сжимал ее зубами, пока я буду тащить его на берег.

— А дальше? — спросил Квисс, когда Аджайи замолчала.

Она со вздохом продолжала:

— Это была разрывная пуля. Как только он ее прикусил, ему снесло голову.

Квисс хлопнул себя по колену и зашелся смехом:

— Да что ты говоришь? Разрывная? Ха-ха-ха!

Он раскачивался на стуле, все так же хлопал себя по колену и давился от хохота. На глаза навернулись слезы, и ему даже пришлось опустить домино — три последние кости — на стол лицевой стороной вниз, чтобы придержать руками колышущийся живот.

— Я так и знала, что найду у тебя сочувствие, — сухо сказала Аджайи и выложила очередную пластинку из слоновой кисти.

— Потрясающая история, — изрек Квисс, изнемогая от смеха, утер дряблые щеки и взялся за домино. — Полагаю, ему пришел конец. — Он сделал ход.

— Ты очень догадлив, — в раздражении бросила Аджайи. Впервые за все время общения с Квиссом она повысила голос, не сдержав досады. Он даже удивился. Старательно пряча неприязнь, она закончила: — Его мозги разлетелись по всему болоту. И меня облепили с головы до ног.

— Ай-я-яй, — сокрушенно протянул Квисс, но так и не смог побороть смех. — Ха-ха-ха!

— Очередь за тобой, — произнесла Аджайи. — В чем заключалась твоя провинность?

Квисс сразу помрачнел. Он сосредоточенно изучал две последние пустышки, оставшиеся у него на руках:

— Да как сказать...

— Я ничего не утаила, — сказала Аджайи. — Говори теперь ты.

— Думаю, тебе будет неинтересно, — замялся Квисс, по-прежнему разглядывая домино. — Моя история — сущий пустяк по сравнению с твоей.

С виноватым видом он поднял голову и поразился: в глазах Аджайи сверкала такая злость, такая ярость, на какую он считал ее просто неспособной. Квисс даже поперхнулся.

— Ну, раз так... Пусть будет по справедливости. — Он положил домино на стол, опустил руки на колени и уставился в пространство. — Как ни странно, в ней прослеживается некоторое сходство с твоей... может, это и есть связующее звено... У меня тоже не обошлось без оружия... так вот.

Он прокашлялся, прикрывая рот сжатым кулаком и глядя поверх головы Аджайи; со стороны можно было подумать, будто на сломанном флагштоке все еще сидела красная ворона, которой и предназначался его рассказ.

— Так вот... если без лишних подробностей... после длительной и... трудной боевой операции... сказать по правде, мы и не чаяли вернуться живыми... наш гвардейский корпус стоял в одном... городе... и несколько наших — в том числе и я — были направлены в охранение, на крышу некоего... дворца. В городе шли празднества, и этот... сановник... ну, точнее, царек — дело было в какой-то отсталой дыре, так что по уставу нам полагалось только древнее оружие, примитивная техника и так далее... в общем, тот царек должен был выйти на...

Квисс оглядел балкон, где они сидели за игрой.

— ...выйти на балкон, почти такой же, как этот, —неуверенно договорил он и снова прочистил горло. —Надо сказать, под балконом собрались огромные толпы, чуть не миллион тамошних подданных, до клешней вооруженных вилами, аркебузами и прочей дребеденью... они, в общем и целом, были на нашей стороне, все ликовали по поводу окончания боевых действий... а мы скрытно установили на крыше дворца несколько зенитных ракет, просто на случай последнего отчаянного налета, хотя ничто не предвещало опасности. Все мы были... ммм... в приятном возбуждении, если можно так выразиться, — вернулись с победой, целы и невредимы, на радостях выпили вина... и двое из нас... я и еще один капитан... стали друг друга подзадоривать пройти с закрытыми глазами по балюстраде вдоль края крыши — она нависала над толпой собравшихся и над тем самым балконом, где должен быть появиться правитель; так вот, мы забрались на парапет, и, стоя на одной ноге, пили вино... а потом взяли вместо балансиров тяжелые пулеметы... понимаю, это не по уставу, но, как я уже сказал... Квисс закашлялся.