Иэн Бэнкс - Умм, или Исида среди Неспасенных

Мне было трудно представить, чтобы дед пошел на это по собственному почину; впрочем, отвешенная мне ни с того ни с сего унизительная пощечина придавала таким рассуждениям некоторое правдоподобие. Неужели Сальвадор в чем-то мне позавидовал? Нет, это вздор: вся его жизнь, с момента второго рождения на штормовом побережье острова Гаррис, была продвижением к этому возвышенному статусу, который передался сначала его сыну Кристоферу, затем мне, а впоследствии мог перейти к моим потомкам (что, впрочем, совсем не обязательно: любой високосник-ласкентарианец есть високосник-ласкентарианец, но так уж получилось, что статус Богоизбранника до сих пор передавался из поколения в поколение именно у нас в роду, а такие совпадения легко приобретают инерцию и становятся традицией, если не догматом), но кто бы поручился за его здравомыслие перед лицом скорой кончины?

Аллан тоже мог потенциально рассматриваться как злоумышленник; при другой системе наследования наша Община и весь Орден могли бы перейти под его власть (неясно, правда, какое место должны в таком случае занимать Бриджит и Рэя, Калли и Астар, да тот же дядя Мо? Ведь ни один брак Сальвадора не был санкционирован ни государством, ни официальной церковью). Но что он выигрывал лично для себя? Мою дату рождения нельзя подвергнуть сомнению – половина женщин Ордена засвидетельствовала мое появление на свет; один из основных принципов нашего вероучения тоже изменить нельзя – грош нам цена, если мы не верим в избирательную природу благости, когда судьба указывает на один день из тысячи четырехсот шестидесяти одного. Аллан успел во многом прибрать к рукам повседневное управление Орденом; у него было больше полномочий, чем я бы пожелала для себя, и мы с ним практически не спорили по поводу того, какой будет деятельность Ордена, когда в силу печального события настанет время моего вступления во власть. Любые нападки на меня означали бы покушение на Орден в целом, на всю веру, которая, собственно, и дала Аллану нынешние полномочия.

Калли? Астар? Вместе или поодиночке они в принципе могли увидеть во мне угрозу своему авторитету, но обеим скорее светило все потерять, нежели хоть что-то выиграть. Эрин? Джесс? Кто-нибудь другой, лелеющий надежду в будущем году произвести на свет високосника, а до того на всякий случай убрать с дороги или хотя бы опорочить меня?

Все мои предположения напоминали гадание на кофейной гуще.

Что же касается способа осуществления этой козни, добраться до склянки не составляло труда: она традиционно хранилась на алтаре, в незапертом ларце, а двери зала собраний были открыты в любое время суток. Столь же легко было получить доступ к моим вещам; помню, я собиралась в дорогу у себя в спальне и там же оставила котомку, пока совещалась с дедом, Алланом и Эрин. Потом еще заходила в мастерскую к брату Индре, чтобы проверить, как продвигается работа над автокамерой, а после этого вынесла котомку из дому и оставила без присмотра у входа в зал собраний, пока мы молились и пели.

Кто угодно мог проскользнуть ко мне в комнату или подбросить склянку в мешок возле зала собраний; моя дверь не запирается, равно как и все остальные двери фермерского дома, – никому не приходит в голову охранять личную собственность или трястись над своим имуществом; у нас в Ордене вообще не принято оглядываться по сторонам и подозревать своих.

Последняя возможность подбросить реликвию представилась злоумышленнику во время проводов, когда меня усаживали в лодку-автокамеру. Кто же нес мою котомку с фермы? Сколько рук держало ее по очереди, прежде чем передать мне?

Я вспомнила, что баночка жлоньица лежала на самом дне вещевого мешка; значит, ее спрятали туда загодя, а не бросили сверху в последний момент; с другой стороны, сосуд был настолько миниатюрным, что за время моего беспокойного путешествия вполне мог провалиться на дно. Когда вещи уже были собраны, я дважды заглядывала в котомку: вначале положила туда сухой паек, а потом флакончик речного ила; наверное, мне бы бросилась в глаза склянка с бальзамом, но опять же, в силу ее малого размера, этого могло и не случиться.

Сыщица из меня никудышная, подумала я. Вначале не сумела отыскать Мораг, а теперь вот не могу сообразить, когда, как и зачем некто выставил меня заурядной воровкой.

Расстроенная собственным тугодумством, я поднялась с места, скрипнув брюками (хорошо еще, что не суставами), отряхнула одежду, попрощалась с рекой и побрела в Общину навстречу своей судьбе.

Когда я вошла в особняк, было около шести; Аллан выглянул из конторы и сообщил, что Сальвадор поужинал раньше обычного и теперь отдыхает, а если он захочет со мной встретиться и поговорить, меня вызовут. Я отправилась в фермерский дом, где перекусила вместе с братьями и сестрами в непривычно натянутой обстановке, которую разряжали только дети, да и те шумели и озорничали меньше обычного. Сестра Калли, дежурившая по кухне, вообще не удостоила меня ни единым словом и устранилась от подачи еды. Астар оказалась более приветливой, хотя вела себя сдержанно: она просто стояла рядом и поглаживала меня по плечу. Молодежь пыталась задавать какие-то вопросы, но сестра Калли и брат Калум каждому затыкали рот.

Я вернулась в особняк. Предупредив сестру Эрин, что буду в библиотеке, начала перечитывать «Правописание» в старой редакции, но из-за тревожного волнения далеко не продвинулась, а потому просто осталась сидеть среди тысяч томов и прикидывала, сколько уже прочла и сколько еще предстоит освоить.

Потом я взяла с полки «Государя» и перечла любимые места, а после этого вернулась к Эрин и доложила, что перехожу в зал собраний – бывший бальный зал с органом.

Сев за старинный инструмент, я стала беззвучно наигрывать пьесу, лишь бегло касаясь пальцами клавиш, а ступнями – педалей, вытаскивала регистры и парила над клавиатурой, ласкала и молотила, напевала и нашептывала, но главное – слушала звучавшую у меня в голове мелодию, наслаждаясь ее ровным течением, пульсирующей властностью, пронизывающей реверберацией. Так я играла до боли в пальцах, и тут за мной явилась сестра Джесс.

Она привела меня в гостиную дедовых покоев и удостоверилась, что он готов меня принять. Выйдя из спальни, Джесс прикрыла за собой дверь.

– Вторично принимает ванну, – сообщила она с видимой досадой. – Что-то на него сегодня нашло. Ты не против, если придется подождать?

– Не против, – ответила я.

Джесс заулыбалась:

– Предложил нам с тобой освежиться напитками. Как ты смотришь?

– Это можно, – согласилась я с ответной улыбкой.

Сестра Джесс открыла бар; от виски я отказалась, еще не вполне избавившись от вчерашнего похмелья, и попросила бокал вина. Сама сестра Джесс предпочла виски, щедро разбавленное водой.