Эрик Сигал - История Оливера

Марси развлекало моё изумление.

— Он невелик, но это — дом, — сказала она.

— Боже, Марси, ты же можешь оборудовать теннисный корт прямо здесь.

— Могу. Если ты будешь играть со мной.

Понадобилось время просто, чтобы пересечь эту комнату. Наши шаги в унисон щёлкали по паркетному полу .

— Куда мы направляемся? — не выдержал я, — В Пенсильванию?

— Немного ближе, — ответила она и крепче сжала мою руку.

Мы оказались в библиотеке. Мерцал камин. Бокалы ждали нас.

— Тост? — спросила она.

— За попку Марси! — поднял бокал я.

— Нет, — забраковала она.

— За грудь Марси!

— Попробуй ещё раз, — наложила вето она.

— Хорошо, за мозги Марси...

— Уже лучше.

— Которые так же полны любви, как её попка и грудь.

— Пошляк.

— Я чудовищно сожалею, — раскаялся я, — и готов взять все слова обратно.

— Пожалуйста, Оливер. Не надо. Мне понравилось.

И мы выпили за это.

Несколько бокалов спустя я дозрел, чтоб высказаться по поводу её отчего дома.

— Эй, Марси, как ты можешь жить в этом мавзолее? Да, отцовский дом был большим, но чтобы играть у меня были лужайки. А всё, что есть у тебя — комнаты. Древние пыльные комнаты.

Она пожала плечами.

— Где жили вы с Майклом?

— В дуплексе на Парк авеню.

— Которым он сейчас и владеет?

Она кивнула, потом добавила:

— Впрочем, свои спортивные туфли мне удалось вернуть.

— Чрезвычайно щедро. Но потом ты вернулась под крыло к папочке?

— Пардон, доктор, но я дура не до такой степени. После развода папа предусмотрительно послал меня в командировку по дальним филиалам. И я работала там, как проклятая. Это было что-то вроде терапии-стажировки. Он умер внезапно. Я вернулась на похороны и осталась здесь. Временно, так мне казалось. Наверное, мне надо было закрыть квартиру. Но каждое утро я садилась за то, что привыкла называть папиным рабочим столом. И по какому-то атавистическому рефлексу почувствовала, что... вернулась домой.

— Это бывает. Не оправдывайся, — добавил я. Потом встал, подошёл к ней и положил руку на очаровательную деталь её анатомии.

Не успел я дотронуться до неё, как возникло привидение.

Древний старец весь в чёрном — кроме белого кружевного воротничка и фартука.

Оно заговорило.

— Я стучал, — сказал призрак.

— Да, Милдред? — небрежно ответила Марси, в то время как я пытался втянуть пальцы внутрь рукава.

— Ужин готов, — сообщило видение и испарилось. Марси улыбнулась мне.

И я улыбнулся ей.

Несмотря на странную обстановку, я чувствовал себя счастливым. Потому что рядом со мной был... кто-то ещё. Я совсем забыл, каково это — чувствовать рядом чьё-то сердцебиение.

— Ты не голоден, Оливер?

— Уверен, что буду — к тому моменту, когда мы доберёмся до столовой.

И мы пошли. Прошли ещё одну галерею, пересекли будущий теннисный корт и попали в столовую — хрусталь и красное дерево.

— Чтоб не вводить тебя в заблуждение, — сказала Марси, когда мы сели за огромный стол, — дизайн ужина мой, исполнение — профессионалов.

— Ты имеешь в виду поваров?

— Да. Я не очень хорошая хозяйка.

— Марси, не волнуйся. Моя недавняя диета не слишком отличалась от собачьих консерв.

Ужин не был похож на предыдущий — во всех смыслах.

Еда, конечно, была лучше, а вот разговоры намного хуже.

— Какой соус... Телятина по-веллингтоновски... О, Шато-Марго пятьдесят девятого года... Это суфле просто фантастично.

Вот и всё. В основном я просто жевал.

— Оливер, ты кажешься немного молчаливым.

— Я просто потерял дар речи от всех этих гастрономических чудес.

Она почувствовала иронию.

— Я перестаралась, да?

— Марси, не надо волноваться из-за пустяков. Не имеет значения, что мы едим. Главное, что мы делаем это вместе.

— Да, — согласилась она.

Но я видел, что ей кажется, что я критикую её. По-моему, так оно и было. Но безо всякого намерения обидеть. Надеюсь, она не расстроилась.

В любом случае, я попытался успокоить её.

— Марси, это не значит, что мне не понравилось. На самом деле. Это напомнило мне дом.

— Который ты презираешь.

— Кто это сказал?

— Ты. Вчера.

Ага, факт. Кажется, в ГоДжо. (Неужели прошёл всего один короткий день?)

— Послушай. Прости, если обидел. Понимаешь, когда мои родители ужинали в таком стиле, это казалось чем-то подагрическим. С другой стороны, у тебя это получается элегантно.

— Ты на самом деле думаешь так?

Это требовало некоторой дипломатичности.

— Нет, — искренне признался я.

— Я не обижена, — сказала она голосом, утверждавшим прямо противоположное, — Мне просто хотелось произвести впечатление. Я не часто ем в таком стиле.

Услышать это было облегчением.

— Хорошо, а как часто?

— Дважды.

— В неделю?

— Дважды со смерти папы. (Шесть лет назад).

Я почувствовал себя последним сукиным сыном.

— Может, всё-таки выпьем кофе?

— Могу я сам выбрать комнату? — намекнул я.

— Нет. В моих владениях ты следуешь за мной.

Я последовал. Назад в библиотеку. Там стоял кофе, а из скрытых динамиков несся Моцарт.

— Ты на самом деле принимала тут гостей всего дважды?

Она кивнула:

— Оба раза это был бизнес.

— А как насчёт социальной жизни? — я старался быть деликатным.

— В последнее время намного лучше, — ответила она.

— Нет, Марси, серьёзно, чем ты обычно занимаешься в Нью-Йорке по вечерам?

— Ну, это очень увлекательно. Я возращаюсь домой, бегаю в парке, если ещё светло. Потом обратно на работу. У меня в офисе есть выход на линию, так что я принимаю звонки из Калифорнии.

— До полуночи, не так ли?

— Не всегда.

— А потом?

— Останавливаюсь и пытаюсь расслабиться

— Ага! Что означает...

— Имбирный эль и сэндвичи с Джонни.

— Джонни? — Я не смог скрыть ревности.

— Карсоном. Интересно послушать за ужином .

— А-а... — Успокоившись, я снова перешёл в наступление.

— А чем-то кроме работы ты занимаешься?

— Маршал Маклюен сказал: «Когда человек полностью увлечён работой — это уже не работа».

— Он спорол глупость. И ты тоже. Нет, Марси. Ты говоришь себе, что увлечена, но, на самом деле, пытаешься работой заглушить своё одиночество.

— Боже, Оливер, — изумлённо сказала она, — Как ты можешь столько знать о человеке, с которым знаком всего несколько дней?

— Не могу, — согласился я, — Я говорю о себе.

Забавно. Мы оба знали, что будем делать дальше, но ни один не решался прервать разговор. Наконец, я решил вернуться на землю.

— Эй, Марси, уже полдвенадцатого.

— А что, в Нью-Йорке действует комендантский час?

— Нет. Но у меня нет массы важных вещей. Одежды, например.

— Я была застенчива или двусмысленна?

— Скажем, ты не высказывалась совершенно однозначно, и я не решился появиться со своим вещмешком.