Эрик Сигал - История Оливера

Иногда, когда бываешь один, среди окружающих начинают мерещиться знакомые лица.

Одна из врачих здорово смахивала на... Джоанну Стейн.

— Привет, — сказала она, когда я брал кофе. Это была Джоанна.

— Не хочу прерывать семинар по первой помощи.

— Всё о'кэй, — ответила она, — Я рада видеть тебя здесь. Как ты?

— Холодно.

Я не знал, надо ли извиниться за то, что не перезвонил ей. Момент не казался подходящим. Хотя мне показалось, что её глаза спрашивали об этом.

— Ты выглядишь усталой, Джо.

— Мы ехали всю ночь.

— Тяжело, — сказал я и предложил ей стаканчик кофе.

— Ты один? — спросила она.

Что она имеет в виду?

— Надеюсь быть с полумиллионом других, — ответил я. И подумал, что замазал все щели.

— Да, — кивнула она.

Пауза.

— А, кстати, Джо, как семья?

— Братья где-то здесь. Мама с папой играют в Нью-Йорке.

Потом добавила:

— Ты здесь с группой?

— Естественно, — сказал я как можно естественнее. И немедленно пожалел, что соврал. Потому что она могла бы пригласить присоединиться к её друзьям.

— Ты... хорошо выглядишь, — отметила она. Похоже, она тянула время в надежде, что я проявлю чуть больше интереса.

Но я уже устал просто стоять тут и пытаться вести светский разговор.

— Извини, Джо. Парни ждут меня там на холоде.

— Да, конечно. Хочешь, выйдем вместе?

— Нет, это просто...

Она поняла, что мне не очень удобно и отстала.

— Приятного вечера!

Я заколебался, потом двинулся к выходу.

— Передавай приветы оркестру! — крикнул я.

— Они будут рады видеть тебя, Оливер. Приходи в любое воскресенье.

Отойдя от неё, я оглянулся. Джоанна присоединилась к другой женщине и двум мужчинам. Очевидно, тем самым, с кем она ехала сюда. Другие врачи? Или один из них её бойфрэнд?

Не твоё дело, Оливер.

Я шёл с ними. Я не пел, потому что это не для меня. Как огромная сороконожка, мы миновали суд округа, ФБР и Департамент юстиции и свернули у самого казначейства. В конце концов мы добрались до фаллического мемориала Отца Нации.

Я отморозил себе задницу, сидя на земле. И немного подремал под речи ораторов. Но и меня проняло, когда многотысячный хор запел «Дайте миру шанс».

Я не пел. У меня никогда не было слуха. Вообще-то, с группой Джоанны я мог и попробовать . Но было бы странно петь соло в толпе.

Я совершенно вымотался к тому моменту, когда отпирал дверь своего нью-йоркского полуподвала. В ту же секунду зазвонил телефон. Я сделал финальный рывок и схватил трубку.

В голове не оставалось ни единой мысли .

— Привет, — запищал я фальцетом, — это Эбби Гоффман, поздравляет вас и желает вам весёлого нового года!

Очень смешно, по-моему.

Но Марси не смеялась.

Потому что это была не Марси.

— Гм... Оливер?

Моя маленькая шуточка кажется оказалось не ко времени.

— Добрый вечер, отец. Я... м-м... думал, что это кто-то другой.

— Гм... да.

Пауза.

— Как дела, сын?

— Отлично. Как мама?

— Хорошо. Она тоже здесь. Гм... Оливер, насчёт следующей субботы.

— Да, сэр?

— Мы встречаемся в Нью-Хэйвен?

Я начисто забыл, что эту встречу мы назначили ещё в июне.

— М-м... Конечно. Разумеется.

— Отлично. Ты на машине?

— Да.

— Значит, встречаемся прямо у ворот стадиона? Скажем, в полдень?

— О'кэй.

— А потом ужин, надеюсь.

Давай, скажи да. Он хочет видеть тебя. Это чувствуется в его голосе.

— Да, сэр.

— Отлично. Гм... Мать хочет поговорить с тобой.

Вот так неделя бурных демонстраций закончилась для меня сдержанным разговором с родителями.

Марси позвонила в полночь.

— По новостям сказали, что пока вы совершали свой марш, Никсон смотрел футбол, — сообщила она.

В настоящий момент это не имело никакого значения.

— Без тебя дома чертовски пусто, — отозвался я.

— Ещё неделя и всё.

— Эта дерьмовая разлука должна наконец закончиться.

— Она и закончится, друг мой. Через семь дней.

В моей семье любовь заменяют традиции. Мы не показываем друг другу своей привязанности. Вместо этого мы посещаем обряды рода, тем самым демонстрируя нашу... лояльность ему. Праздников этих в году четыре: естественно Рождество, Пасха и День Благодарения. И ещё священный ритуал осени, Святой Уикэнд. День морального Армагеддона, когда вступают в бой Добро и Зло, когда Свет противостоит Тьме. Другими словами, Игра. Добрый Гарвард против Йеля.

Это время, чтобы смеяться и время, чтобы плакать. Но большей частью это время орать, визжать, вести себя, как недоразвитые тинейджеры и разумеется пить.

В нашей семье всё это, впрочем, проходит немного спокойнее. В то время, как большинство выпускников устраивают локальные разборки, предварительно заправившись Кровавой Мэри прямо на стоянках, Бэрреттов интересуют только результаты Гарварда.

Когда я был маленьким, отец брал меня на каждую игру на Солджерс Филд. Его объяснения были предельно подробными. В десять лет я разбирался в самых экзотичных сигналах рефери. Кроме того, я научился болеть. Отец никогда не вопил. Когда у Малиновых всё шло о'кэй, он издавал (почти что про себя) восклицания вроде «Молодец», «А, отлично». Ну а если наши гладиаторы были не в ударе, вроде того случая, когда мы продули со счётом 55:0, он мог произнести только: «Жаль».

Он был атлетом, мой отец. Выступал за Гарвард (гребля на академической одиночке). Он надевал галстук с чёрными и малиновыми полосами, которые означали, что он заслужил своё "H". Дающее ему право бронировать лучшие места на футбольных матчах. По правую руку президента.

Время не смягчило и не изменило ритуала схваток Гарвард-Йель. Всё, что изменилось — мой собственный статус. Пройдя обряды посвящения, теперь я сам обладал заветным "H" (хоккей). А следовательно, правом на собственное место в престижный пятидесятиярдовый ряд. Теоретически, я мог бы привести сюда своего сына и учить его, например, как обозначается пенальти.

Тем не менее, за вычетом тех лет, что я учился в колледже, а потом был женат, я посещал игры Гарвард-Йель вместе с отцом. Мать отказалась ходить на них много лет назад, и это был единственный в её жизни случай неповиновения: «Я не понимаю игры, — сказала она отцу, — и у меня мёрзнут ноги».

Когда игра проводилась в Кембридже, мы ужинали в почтенном бостонском заведении «Лок-Оберс». Когда полем битвы становился Нью-Хэйвен, отец предпочитал ресторан Кейси — патины меньше, еда лучше. В этом году мы сидели именно там, после того как альма матер проиграла со счётом 7:0. Игра вышла сонная, так что обсуждать особенно было и нечего. Что в свою очередь означало возможность всплытия тем, со спортом не связанных. Я намеревался не говорить о Марси.

— Жаль, — сказал отец.

— Это только футбол, — ответил я, похоже чисто рефлекторно уйдя в в оппозицию.