Розамунда Пилчер - Возвращение домой.Том 2.

Отвечать на это было, в общем, нечего, но у Джудит осталось неприятное чувство, что Филлис, возможно, права.

Руперт Райкрофт, отставной майор гвардейских драгун, вышел из «Хэрродз», пересек тротуар и остановился, раздумывая, куда направиться теперь. Была половина первого, обеденное время, декабрьский день выдался холодный, с резким сырым ветром, хотя дождя, к счастью, не было. Почти все утро отняла у него встреча в Вестминстере, потом он заскочил в «Хэрродз». Остаток дня был в его распоряжении. Можно было поймать такси, доехать до Паддингтона и вернуться на поезде в Челтнем, где на привокзальной стоянке он оставил свою машину. Или же сначала пообедать в клубе, а уж потом отправиться на вокзал. Он почувствовал, что проголодался, и остановился на втором варианте.

Народу на улице — тьма: служащие, молодежь в военной форме, солидные джентльмены с портфелями, просто горожане, делающие покупки к Рождеству; толпы людей валили из метро, высыпались из полных автобусов. Явственно ощущалась нехватка такси. Руперт с радостью сел бы на автобус № 22 и доехал до Пикадилли — несмотря на свое происхождение и богатство, он не был снобом, но залезть в треклятое средство общественного транспорта, а уж тем более вылезти из него в конце пути — с его ногой это было исключено. Короче, оставалось ловить такси.

Он стоял и ждал, высокий, представительный мужчина в толстом темно-синем пальто, котелке и кожаных перчатках. В руке у него был не традиционный зонтик, а трость, ставшая для него как бы третьей ногой, без которой ему до сих пор было трудновато передвигаться. Особую трудность представляли лестницы и ступеньки. В другой руке он держал темно-зеленый пакет из «Хэрродз», в котором лежали бутылка хереса, коробка сигар и шелковая косынка — подарок жене. В других магазинах Руперт всегда как-то терялся, чувствовал себя неловко и униженно, но делать покупки в «Хэрродз» было для него удовольствием — все равно что тратить деньги в элитарном мужском клубе, где все тебе знакомо.

Он уже начал отчаиваться, когда на другой стороне улицы появилось наконец свободное такси. Руперт проголосовал ему рукой с пакетом; подними он трость, мог бы запросто потерять равновесие и упасть. Таксист заметил его, аккуратно развернулся и подъехал.

— Куда ехать, сэр?

— В клуб «Кавалерия», пожалуйста.

— Садитесь.

Нагнувшись, чтобы открыть дверцу, Руперт бросил случайный взгляд на поток пешеходов… и совершенно забыл о такси и обо всем остальном. Его внимание привлек молодой мужчина, идущий по тротуару в его сторону. Высокий, почти с самого Руперта ростом, обтрепанный, небритый и худющий. Кожа да кости. Было в нем что-то смутно знакомое. Потертая кожаная куртка с поднятым воротником, на который спускаются густые черные волосы, старые серые фланелевые брюки, стоптанные нечищеные ботинки. Он нес коробку, из которой торчали листья сельдерея и горлышко бутылки, а темные глубоко посаженные глаза смотрели прямо вперед, как будто этого человека не интересовало ничто, кроме направления его пути.

Секунд через пять он поравнялся с Рупертом. Еще мгновение, и он растворится в толпе прохожих. В последний момент Руперт прокричал ему вслед:

— Гас!

Человек резко остановился и замер, как будто ему выстрелили в спину. Чуть помедлив, он обернулся и увидел Руперта, стоявшего у такси. Их взгляды встретились. Прошло несколько долгих секунд. Потом Гас медленно пошел назад.

— Гас! Я — Руперт Райкрофт.

— Я знаю. Я помню.

Вблизи его наружность оставляла еще более неутешительное впечатление — заросшее темной щетиной лицо делало его похожим на бродягу. Руперт знал, что Гас был в плену у японцев. Что его считали погибшим, а оказалось — он жив. Но больше он не знал ничего.

— Ты думал, я погиб?

— Нет, я знал, что ты уцелел. Я женился на Афине Кэри-Льюис, и до нас дошла весть из Нанчерроу. Чертовски рад тебя видеть. Что ты делаешь в Лондоне?

— Да так, ничего.

Таксисту надоело ждать, и он вмешался в разговор:

— Так вы едете, сэр, или нет?

— Еду, — холодно ответил Руперт. — Потерпите еще капельку.

Он снова повернулся к Гасу.

— Куда ты направляешься?

— На Фулем-роуд.

— Ты там живешь?

— В данный момент. Мне оставили квартиру во временное пользование.

— Как насчет того, чтобы пообедать?

— Со мной?

— С кем же еще?

— Спасибо за приглашение, но вынужден отказаться. Ты со мной сраму не оберешься. Я даже не брит.

Но Руперту внезапно стало ясно, что если он сейчас упустит Гаса, то потом уж не найдет его никогда. Он стал настаивать:

— У меня весь день свободный, никаких дел. Почему бы нам не поехать к тебе? Приведешь себя в порядок, а потом посидим в каком-нибудь пабе. Поговорим, поделимся новостями. Много воды утекло…

Но Гас все не решался.

— Я живу в довольно неказистом месте…

— Это неважно. Больше никаких отговорок.

Настало время действовать. Руперт открыл дверцу такси и посторонился.

— Давай, старина, залезай.

Гасу ничего другого не оставалось, как сесть в машину; он передвинулся на дальний край сиденья и опустил свою коробку на пол между ног. За ним, чуть медленнее, в такси забрался Руперт и, осторожно поставив свою ногу в удобное положение, захлопнул дверь.

— Так, значит, в «Кавалерию», сэр?

— Уже нет. — Руперт повернулся к Гасу. — Говори, куда ехать.

Гac назвал шоферу свой адрес, и они влились в поток автотранспорта.

— Тебя ранило, — сказал Гас.

— Да. В Германии, всего за несколько месяцев до конца войны. Я потерял ногу. Откуда ты знаешь?

— Джудит мне рассказала. В Коломбо, когда я возвращался домой.

— Джудит, ну конечно.

— Ты уже не служишь?

— Нет. Мы с Афиной живем в Глостершире, в имении моего отца, в своем доме.

— Как Афина?

— Как всегда.

— Все так же обворожительна?

— О да.

— И у вас, если мне память не изменяет, маленькая дочь?

— Клементина. Ей уже пять лет, Афина опять ждет ребенка, должна родить весной.

— Лавди мне писала и сообщала все семейные новости. Поэтому я в курсе. Чем ты занимаешься в Глостершире?

— Учусь вещам, которые должен был освоить давным-давно: как управлять имением, фермами, следить за лесными угодьями, организовывать охоту. После армии я понял, что совершенно не подготовлен к мирной жизни. Я подумывал пойти в агрономический колледж в Киренсестере, но потом у меня возникла мысль направить свои скромные способности в другое русло.

— Ив какое же?

— В политику.

— Боже правый!.. — Пошарив в кармане куртки, Гас вытащил сигареты и зажигалку. Он прикурил, и Руперт заметил, что руки у него дрожат, а длинные пальцы покрыты бурыми табачными пятнами. — Откуда такая мысль?

— Не знаю. Хотя нет — знаю. После госпиталя я посещал семьи кое-кого из моих погибших однополчан. Люди, с которыми мы вместе сражались, с которыми я прошел всю Западную пустыню и Сицилию. Порядочные люди. А семьи их живут в таких жалких условиях, прозябают в нищете. Промышленные города, дома впритык, коптящие трубы, сплошная грязь и мерзость. Впервые в жизни я увидел своими глазами, как живут простые люди. Признаться, мне стало просто дурно. И я захотел сделать что-то для того, чтобы положение изменилось. Изменилось к лучшему. Чтобы все люди в нашей стране могли жить достойно. Быть может, это звучит несколько наивно, но я чувствую, что именно в этом заключается дело моей жизни.