Наталья Нестерова - Вызов врача

— Я ничего не понимаю, — признался Николай Сергеевич.

— Боится она операций, — пояснила Ирина. — До ступора боится из-за предыдущего тяжелого опыта. В качестве параноидального объекта ужаса выступает бестеневая лампа.

— Какая? — переспросил Павел.

— Круглый светильник над хирургическим столом называется бестеневой лампой.

— При чем здесь лампа?

— Повторяю: у моей биологической матери сдвиг но фазе. Она панически боится смерти, не еще больше боится оказаться на операционном столе под бестеневой лампой.

— Маруся всегда была очень смелой девушкой, — тихо проговорил Николай Сергеевич.

— Она и сейчас скандалистка, каких поискать. Ругается, точно портовый грузчик.

— Да, было такое… Но ведь Маруся выросла в деревне…

— Знаю, — перебила Ирина. — Свою биографию она мне выложила.

— Ирочка, как Маруся… твоя мама отнеслась к тебе? — затаив дыхание спросил Николай Сергеевич.

— Кроме всего прочего, сказала, что у меня внешность человека без высшего образования, а также назвала меня макакой.

— Что?! — воскликнул Павел

— После того, как я сравнила ее с шимпанзе, — успокоила Ирина мужа.

— Вы… вы обсуждали приматов? — верный своим принципам гасить конфликт в зародыше, предположил Николай Сергеевич.

— В том числе и приматов.

— И что ты собираешься делать дальше? — спросил Павел.

— У нее квартира отличная. Помрет — нам достанется. Несказанно улучшим жилищные условия.

Николай Сергеевич и Павел вытаращили глаза. Это заявление не лезло ни в какие ворота и совершено не вязалось с характером Ирины.

— Ты что же? — оторопело выдавил Павел. — Так прямо и сказала матери?

— А чего с ней миндальничать? Она со мной не церемонилась. На этой оптимистической ноте, — поднялась Ирина, — я вас покину.

Она вышла из кухни. Некоторое время Павел и Николай Сергеевич переваривали услышанное.

— Николай Сергеевич, не сочтете за труд просветить меня на предмет ваших страшных семейных тайн? Или по-прежнему не достоин? — церемонно поинтересовался Павел.

— Не суди нас строго. Это было так давно, тридцать лет прошло… Но я помню Марусю как вчера… Был влюблен сокрушительно и страстно. Хотя мы не очень подходили друг другу. Маруся — активная, целеустремленная, а я — тихий книжный червь. Моя мама, Маргарита Ильинична, и Маруся совсем… по правде сказать, никак не ладили. Маруся… не была создана для материнства.

— Это ваше мнение или Маргариты Ильиничны?

— Не думаете ли вы, — от внезапного волнения Николай Сергеевич перешел на «вы», — что моя мама как-то повлияла на решение Маруси? Нет, нет, нет! — замахал руками. — Маруся сама, еще до рождения Ирочки, решила оставить нам ребенка, уйти, развестись со мной.

Память Николая Сергеевича к семидесяти годам стала избирательной, в ней держались только приятные воспоминания. Он искренне забыл, как ездил на свидания к бывшей жене в общежитие, как она пыталась (не очень настойчиво) вернуть ребенка.

— Ирина очень страдала оттого, что ее бросила мать?

— Совершенно не страдала! Бабушка заменила Ирочке мать, мы жили душа в душу. Ирочка и не вспоминала никогда про Марусю, не задавала вопросов. Уверяю вас, у моей дочери было счастливое детство!

Хотя Николай Сергеевич заверял очень горячо, у Павла остались сомнения. Но одно бесспорно:

— Биологическая мать Ирины — мерзкое чудовище!

— Ты ошибаешься, милый! Кроме того… Маруся очень помогала нам материально. Ее работа была, очевидно, связана с разъездами. Из разных уголков страны нам ежемесячно приходили крупные денежные переводы. Мой заработок в архиве, мамина пенсия — не густо… так сказать, алименты были ох как кстати.

— Откупилась, значит.

— Ax, — осуждающе покачал головой Николай Сергеевич, — как вы, молодые, бываете прямолинейны и даже, извини, грубы. Вот и Ирочка! Неужели прямо сказала Марусе, что хочет присвоить квартиру?

— Ира пошутила. — Павел вовсе не был уверен, только хотел успокоить тестя.

— Ты полагаешь? Странный юмор.

— Обычный, черный.

— Хочу с тобой посоветоваться. Не будет ли бесцеремонно или назойливо, если я увижусь с Марусей? Меня взволновал ее отказ от операции. Если Маруся нездорова душевно, следует обратиться к специалистам соответствующего профиля.

— Давайте оставим медицинские нюансы Ирине.

— Ты прав, мне не следует вмешиваться. И видеться нам незачем… столько лет прошло… быльем заросло.

У Николая Сергеевича на лице была написана детская обида: так умный ребенок сам объясняет, почему родители не должны покупать ему замечательную игрушку.

— Вы меня не поняли, Николай Сергеевич! Вы вольны поступать, как находите нужным, как вам хочется. Но я, со своей стороны, если Маруся… Мария… как ее?

— Мария Петровна.

— Так вот. Если Мария Петровна вздумает налаживать отношения, а Ирина воспротивится, я всячески поддержу свою жену. Эта кукушка нам не нужна.

— Но, Павел, у Маруси страшный недуг!

— Пусть лечится! Сначала голову поправит, потом рак вырежет. Но я не желаю видеть, как Мария Петровна играет на нервах моей жены!

— Маруся — человек прекрасный, добрый и деликатный… то есть не очень деликатный… была, — запутался Николай Сергеевич.

— Если этот прекрасный человек — женщина с атрофированным чувством материнства, психически повернутая, сядет на шею Ирине, отравит нам жизнь, я буду первым, кто затолкает ее в психушку!

— Но после их сегодняшней… первой встречи… уже не может быть по-старому. Ирочка не бросит умирающую мать, как бы та ни поступила в прошлом.

— Этого я и опасаюсь, — закончил разговор Павел.

Он все время ждал, что в коридорчике появится Ирина, переодетая в халатик, мелькнет на пути в ванную. Но Ирина не проходила.

Павел обнаружил ее свернувшуюся клубочком, спящую в одежде на диване. У нее не хватило сил разложить диван, постелить постель. Павел перенес жену в кресло. Постелил белье, раздел Ирину, натянул ей через голову ночнушку, ворчал:

— Будешь спать немытая.

Не открывая глаз, Ирина откликнулась, пробормотала:

— Загнанных лошадей не купают.

Щиколотка и ступня Ирины были забинтованы. Что случилось? Если человек поранился, наложил повязку, он обязательно поделится с родными подробностями того, как получил травму. Ирина не проронила ни слова. Значит, было что скрывать?

Когда жена привычно примостилась у него на плече, шумно зевнула, а потом засопела, Павел вновь уловил запах спиртного. Где Ирина пила? Кто ее угощал? Не с матерью же отмечали встречу! «Куда меня несет? — мысленно одернул себя Павел. — Получается, Ирина выпивала с ухажером, потом он ей ноги ломал? Бред!»

Но почти задавленный червь ревности трепыхнулся, давая понять, что жив и весьма активен.