Наталья Нестерова - Вызов врача

Конфликт с Марией Петровной стал для Ирины хорошей жизненной школой, выпускница медучилища Верочка, которую поставили на участок, — подарком Провидения. Безотказную, всегда готовую подменить коллегу с другого участка, Верочку любили в поликлинике. Медсестры корыстно пользовались добротой девушки и бескорыстно и активно мечтали выдать ее замуж за хорошего человека.

— Ирина Николаевна! — позвала Верочка. — Чей-то вы в окно так долго смотрите? Пять минут третьего, нажимаю?

— Нажимай! Верочка, я уже говорила, что счастлива работать с тобой?

— Ой, чей-то вы! — радостно вспыхнула девушка, давя пальчиком на кнопку, которая включает лампочку над дверью кабинета «Входите».

«Чей-то» имело у Верочки множество интонаций и заменяло в словарном запасе десятки выражений.

— Чистая правда! — заверила Ирина. Повернулась к вошедшему пациенту: — Здравствуйте! Садитесь. Ваша фамилия? Есть карточка?

До конца приема оставалось полчаса, когда пришла Стромынская. Не обращая внимания на пациента — старичка с артритными пальцами, сражавшегося с пуговицами на рубашке, — спросила:

— Сколько стоит пальто твоего мужа? Я своему тоже хочу, драповое черное и длинное.

— Вера, выпиши направления на анализы: кровь общий, моча, — диктовала Ирина, — и на УЗИ сердца. Не помню, — ответила она Стромынской. — А где ты видела Павла?

— Да только что в коридоре, он ведь от тебя шел. Обозналась, подумала Ирина. Вытащила записную книжку, отданную матерью, и протянула Стромынской:

— Твоя?

— Моя. Откуда она у тебя?

— Степанова вернула.

— Все-таки она стащила, а мне врала, что не ее рук дело. Еще сказала, что я… но это ладно, — осеклась Стромынская, как человек, чуть не сболтнувший унизительную для себя информацию. Но после секундного колебания (обида пересилила соображения конспирации) все-таки выложила: — Эта грымза заявила, что не доверила бы мне клистир поставить. Представляешь? Мне! Врачу первой категории, с двадцатилетним стажем!

Ирина полностью разделяла точку зрения матери на профессиональные качества Стромынской, но вслух этого, естественно, произнести не могла.

— Послал тебе бог пациентку на участок! За какие грехи? — продолжала Стромынская. — Я от нее вышла, семью потами обливаясь.

«Получив конверт с деньгами, — мысленно продолжила Ирина, — и еще продукты прихватив. Достойная плата за получасовое заточение в туалете».

— Спасибо! Я пойду? — спросил старичок пациент, напуганный тем, что в его присутствии врачи перемывают косточки больным.

— Присядьте, — показала Ирина на стул, — мы еще не договорили. Я звонила в больницу, — обратилась она к Стромынской, — Краско умер, двусторонняя пневмония.

Стромынская не посчитала нужным изобразить печаль или раскаяние, пожала плечами и поведала то, ради чего пришла:

— Я у главного на завтра отпросилась на полдня, тебе мои вызовы запишут. Пока! Бывайте!

— Чей-то все гадины так хорошо устраиваются? — не стесняясь пациента, возмутилась Верочка, когда за Стромынской закрылась дверь.

Ирина перевернула карточку, прочитала на первом листе имя больного и обратилась к нему:

— Иван Александрович! Вам необходимо пройти обследования, по результатам которых…

Стромынская не обозналась. Она действительно видела в коридоре Павла, стремительно шагавшего, не ответившего на приветствие, в расстегнутом пальто.

Во искупление вчерашнего приступа ревности

Павел решил встретить жену после работы. На подходе к кабинету Ирины его ноги вдруг отяжелели, а лицо окаменело. У стены стоял мужик и читал газету. Явно не пациент, явно дожидается Ирину. Отлично знакомая поза, сам так не раз стоял, отгораживаясь газетой от сидящих на лавке больных.

Павел прошел в конец коридора, изображая идущего по делу (какого лешего, для кого спектакль?), дернул закрытую дверь процедурного кабинета, развернулся и двинул в обратную сторону. Отчетливо услышал, как спросили «ухажера»:

— Вы последний?

— Нет-нет, я не на прием.

«Не на прием! Не на прием!» — пульсировала кровь в ушах. Кажется, кто-то поздоровался с ним, Павел не ответил. У гардероба нечаянно толкнул плечом женщину, прошипел сквозь зубы извинения, будто проклятия.

Выскочил на улицу, в лицо ударил морозный ветер, распахнул незастегнутое пальто. Холода Павел не ощущал. Он кипел, раскалился докрасна от гнева и ярости. Как чайник. «Я и есть чайник», — думал Павел, подставляя разгоряченное лицо ветру.

Вспомнились Ирины слова, не раз повторенные: «Ты обладаешь удивительной способностью заводиться с полоборота из-за пустяков». Она еще прибавляла: «Живем не тужим. Тишь, гладь, божья благодать. Вдруг — бах! Трах! Замыкание, искры во все стороны, пулеметная очередь, артиллерийская канонада, танковая атака! Окопы сровнялись с землей. Сдаюсь! Бери меня в плен! Только не стреляй, зачехли орудия!»

Водится за ним такой грех, чистая правда, гневлив нешуточно. В детстве слыл отчаянным драчуном, первым бил обидчиков, кулак летел вперед, опережая мысль и разум. С годами научился сдерживаться, давить вспышки гнева. Но сегодня, пять минут назад, до судороги в руке хотелось вмазать «ухажеру», впечатать ему газету в расквашенное лицо. Но устроить драку с любовником жены в коридоре поликлиники! Это уже слишком!

Возможность того, что он потеряет Ирину, разрушится их семья, была настолько кошмарна, что не поддавалась осмыслению. Все равно как представлять в деталях свою предсмертную агонию. Думать — невозможно, кипеть от ярости — легко.

А что делать? Как он должен поступить прямо сейчас? Купить водки и поехать к Даниле, пусть принимает в свой клуб обманутых мужей! Решение не оригинальное, но другого не имеется.

Верочка и Ирина вместе вышли из кабинета. Верочка держала стопку медицинских карточек, Ирина закрывала дверь на ключ. К ним шагнул мужчина, посмотрел на одну, на вторую, выбрал Верочку:

— Добрый вечер! Позвольте задержать вас на несколько минут?

— Чей-то? Прием окончен!

— Убедительно вас прошу!

— Нет, ну что за люди! — продолжала возмущаться Верочка.

— Ирина… Ирина Николаевна! Я друг вашей мамы, мне обязательно нужно с вами поговорить.

— Разве у вас есть мама? — удивленно посмотрела на Ирину медсестра.

— Теоретически у каждого есть мать. До свидания, Верочка! До завтра.

— Ага! Я пошла. — Вывернув шею, продолжая рассматривать мужчину, Верочка медленно двигалась по коридору.

— Простите, обознался! — вслед произнес мужчина.

Ирина откровенно и молча его рассматривала. Сколько, мать говорила, ее любовнику? Двадцать семь. Выглядит на все сорок, изрядно потрепанный. Но совершенно не похож на душегуба или убийцу. Впрочем, с преступниками Ирина никогда дела не имела, неизвестно, под какой личиной они прячутся. Этого она бы скорее отнесла к породе тихих интеллигентных неудачников, чья карьера в институте не поднимается выше старшего преподавателя, а на предприятии — ведущего инженера. Заведующим кафедрой или начальником цеха такому никогда не стать.