Ирина Верехтина - На другом берегу

Вот и сегодня, завидев знакомый платок, Нонна радостно плюхнулась на брёвнышко рядом с подругой – с миской горячего супа в руках Марина улыбнулась ей, здороваясь (до привала они шли порознь и только сейчас увидели друг друга). Улыбка Нонне не понравилась: улыбались только губы, а глаза были где–то далеко.

Ничего, сейчас она её расшевелит. Она ей такое расскажет! А то сидит, понимаешь, и смотрит в костёр… А в глазах искры колдовские пляшут. Колдунья и есть! Медея! Ей бы чёрную гриву до пояса… «Колдунья, владеющая английским и французским, предлагает оккультные услуги с применением белой и чёрной магии» – представив такое объявление, Нонна весело хрюкнула в варежку.

– Ты чего?

– Да я подумала… Ты на колдунью похожа. Колдунья Медея!

– Совсем с ума сошла? – сверкнув на Нонну огненными глазами, прошипела Марина.

– А что? Правда, похожа, – не сдавалась Нонна. – Не хватает только чёрной гривы до пояса.

– Почему обязательно чёрная? – с интересом спросила Марина. – А рыжая не подойдёт? (Марине стало смешно. Ну, Нонка! Почти угадала…)

– Нет, рыжая не годится. Рыжая – это не то… – с сожалением протянула Нонна, и Марина, не выдержав, звонко расхохоталась.

Николай Карпинский, давно наблюдавший за этой парочкой, усмехнулся в рыжие усы. Нонна всё–таки расшевелила эту статую. Смеётся, кто бы мог подумать!

Не давая Марине опомниться, Нонна дёрнула её за выглянувший из–под платка бронзовый локон и объявила заговорщическим шёпотом: «Знаешь новость? Кестель женился! Жена, между прочим, мастер спорта. Илья целый год её добивался, – тарахтела Нонна, не замечая окаменевшего лица Марины. – Он раньше был женат, но давно уже развёлся. Все наши девчонки по нему сохли, а он держался–держался, и не выдержал, женился! На Валюшке. Ты бы её видела…

– А она мастер спорта?

– Кандидат в мастера, – уточнила Нонна. – По шахматам. И не смейся, ничего смешного! А первая жена у Кестеля была совсем никакая.

– Как это – никакая? – шёпотом переспросила Марина (Нонна удивлённо на неё уставилась – заговорила, надо же!)

– Да так. Илья вкалывал за троих, семью кормил, а она сидела дома с ребёнком и не работала. Кирха, кюхен, киндер(немецк.: «церковь, кухня, дети» ), как Илья говорит.

– Кому говорит? («Надо же, – удивилась Нонна. – Вопросы задаёт… Разговорилась!»)

– Кому, кому… Валюшке, мне… Да всем! Вот же не повезло мужику! Такой спортивный, энергичный, а женился на домашней курице. И развела она ему курятник… Салфеточки–скатёрочки вышивала, а он один на всю семью пахал.

– А почему – курица?

– Ну, я не знаю, это Илья так сказал. Скучная, говорит, была, как домашняя курица, поговорить не о чем. Да о чём с ней говорить, разве ему такая жена нужна?

– А почему – была? (Нет, Нонна не узнавала сегодня Марину! Молчала, молчала – и вдруг заговорила!)

– Да она умерла давно, и дочка его умерла.

– Как… умерла? – Ну, я не знаю. Как все. Заболела и умерла.

– А ты откуда знаешь? Это он тебе сказал? – допытывалась Марина.

– Да не мне, он Валюшке рассказывал, а она мне. Мы в электричке познакомились, случайно. Она лет на пятнадцать его моложе. Классная девчонка, ничего не боится! – восхищённо добавила Нонна. – Они зимой в двухдневки ходят, вдвоём. В палатке ночуют. Вот скажи, ты когда–нибудь спала – на снегу?

Марина покачала головой. Как же ей повезло – просто сказочно! С ней Илья до этого не додумался. Марина с её южной кровью органически не переносила холода, и ночёвка на снегу стала бы для неё последней…

Нонна всё говорила и говорила, и каждое её слово причиняло Марине боль, словно брошенный в спину камень. А она–то думала, что всё забыла. Сколько же должно пройти времени, чтобы действительно – забыть?

Домашняя курица, с которой не о чем говорить – это она, Марина. Она с утра до ночи мыла, стирала, убирала, готовила, бегала по магазинам, возилась с маленькой Анечкой, которая часто болела – родилась с ослабленным иммунитетом (и не без «помощи» Ильи!). А по ночам сидела над переводами, глядя воспалёнными глазами в ускользающие строчки словаря. Словом, сидела у мужа на шее. Сидела, сидела, а потом взяла да умерла. Очень, знаете, своевременно! Она, Марина, умерла…

А Нонна всё рассказывала , не замечая остановившихся глаз Марины.

Новая знакомая

С Валей Нонна познакомилась случайно, отправившись в очередной поход. В вагоне электрички они сидели рядом, ехать было далеко, и разговор завязался сам собой. Нонна с ходу выболтала новой знакомой оглушительную новость.

– Слышала? Кестель женился! В походы вместе ходили. Говорят, классная девчонка. Представляешь, она с ним зимой в походы с ночлегом ходит! На снегу палатку ставят и спят. С ума они оба сошли! – закончила Нонна.

–Почему же сошли? – возразила её новая знакомая. – Когда сходят с ума, головой об стенку бьются, – объяснила она Нонне. Нонна потрясённо молчала: аргумент бил без промаха, как кирпич.

– А что ещё говорят? Ну, о Кестеле?

– Да говорят… А что им ещё остаётся? – прыснула Нонна. – Такой был завидный жених, мировой мужик! Ведь каждая надеялась… А теперь не на что надеяться: женился! И сам себе завидует, аж светится весь. Девчат вот только жалко! Но не мог же он на всех сразу жениться, это ж просто гарем получился бы, – размышляла Нонна вслух. – И всё равно передрались бы все…

– Это почему?

– Ну, понимаешь, если бы он на всех женился, то каждая хотела бы стать любимой женой султана («Ха–ха–ха…» – не выдержала её собеседница). Ничего, поплачут и успокоятся, – оптимистически закончила Нонна. – Кестель им всё равно не по зубам. А та, которую он выбрал, вот такая Илье в самый раз! Говорят, он год за ней бегал, аж с лица спал, пока замуж уговорил…

– А ты её видела? – Нонна огорчённо покачала головой: «Нет, ни разу. А интересно было бы взглянуть! Знаю только, что Валей зовут, Валентиной. У меня в детстве, знаешь, все куклы были – Валентины…

– Ну, смотри. Я и есть Валя. Любимая жена султана. – И они, не сговариваясь, расхохотались.

От Вали Нонна узнала много туристских хитростей, которым её, в свою очередь, научил Илья. Например, как ночевать на снегу и не замёрзнуть. Секрет оказался простым: разжигали костёр, щедро нарубив сухостоя, и он жарко горел до вечера. На ночь костёр сдвигали в сторону – и он шипел сердито и стрелялся горячими искрами. Костёр ублажали новой порцией дров, и он затихал, с треском вгрызаясь в поленья красными клыками огня – обживал новое место жительства.

А на старом кострище разгребали горячие угли и, застелив землю еловым лапником, ставили палатку. Всю ночь земля отдавала накопленное тепло, воздух пах новогодней ёлкой, пуховый спальник обнимал невесомо и мягко, и спать было тепло.