Ирина Верехтина - На другом берегу

– А ты не убежишь?

– Это зависит от того, как ты будешь себя вести.

Ника, в присутствии Марины говорившая с братом по–русски, по дороге к бутику ныла на двух языках попеременно.

– Ди-иим, а ты деньги взял? (вредный Дима погремел в кармане мелочью). – Та псила? (греч.: мелкие деньги, мелочь) – поддела брата Ника. Ты же мне обеща-аал, там такая шубка!

– Я карточку взял.

– А денег хватит? У тебя там сколько?

– Не знаю, может хватит, может нет, там посмотрим, – отвечал сестре безжалостный Дима, и Ника начинала снова: «Ди-иим! А на шубку хватит? И к ней ещё сапожки, там такие сапожки! Ну, Демос! Паракало! (греч.: прошу, пожалуйста).

Ника странно произносила слова, и Марина не выдержала: «Хримата. Правильно говорить – хримата, а не кремата». (Демосфен подавил смешок).

–Это одно и тоже, – огрызнулась Ника. – У вас так говорят, а у нас так.

– У нас говорят: деревянные! – рассмеялась Марина.

– Это у неё островной диалект, – вклинился в разговор Дима. – Её на летние каникулы к бабушке отправляли, в деревню, там и набралась… Деревенская девчонка, что с неё спросишь…

Ника надулась и замолчала. Демосфен «добивал» сестру: «Ох, и достанется кому-то жена… В два счёта превратит миллиардера в миллионера, умеет это делать!»

Сзади всхлипнули. Нику надо было выручать, и Марина спросила: «Тебя уже сделала?»

– Меня она довела до порога нищеты, – серьёзно ответил Демосфен. – Мне кредит за коттедж десять лет выплачивать, плюс проценты. Мне машину новую покупать… А она на шубе этой помешалась, ей, видите ли, она к лицу! Мне, может, вилла в Ницце к лицу? Я ж не покупаю!

– Да ты уже купил… домик экономкласса, – отозвалась из угла Ника. – На сто первом километре от столицы.

Ответом было возмущенное сопение.

Когда они наконец доехали до магазинчика, Демосфен, как настоящий мужчина, молчал, Марину душил смех, и она с трудом его сдерживала, а Ника ныла и скулила, как молодой щенок. И оказалась права – песцовая шубка–свингер и впрямь была великолепной. Как и всё в этом необыкновенном бутике.

Ника схватила вожделенную шубку и исчезла в кабинке, чуть не сбив с ног девушку-консультанта.

– Здравствуйте, меня зовут Светлана. Я могу вам помочь?

Демосфен что-то тихо ей сказал, и через минуту она вынырнула откуда-то из недр магазина, держа на вытянутых руках переливчатое синее платье, на котором сверкали голубыми льдинками стразы (или это были не стразы?) Марина ахнула… Наверное, в таких одеждах танцевали феи в лунном свете.

А когда она вышла из примерочной в этом необыкновенном платье, ахнул Демосфен… А Светлана уже несла в примерочную целый ворох отобранных Демосфеном вещей. – «Мне ничего не надо, – твёрдо сказала Марина. – Я не буду это носить!». Демосфен посмотрел Марине в глаза и, взяв её за плечи, мягко подтолкнул к дверям кабинки: «Будешь. Ты будешь носить то, что я скажу». Он говорил – и улыбался. И Марина уступила. И пропала в примерочной на полчаса…

Демосфен терпеливо ждал. Запыхавшаяся Светлана сновала как челнок, перетаскивая туда-сюда вороха одежды: покупательница оказалась привередливой.

Покидая гостеприимный бутик, они уносили две объёмистые сумки. Ника прижимала к груди третью – с песцовой шубкой, по которой скулила всю дорогу.

– Песец – это для подростков, – объявил сестре безжалостный Дима. – А тебе мы подберём что-нибудь приличное, – повернулся он к Марине. Марина, уставшая ему возражать, покорно ждала. Тем более, что возражать было бесполезно…

Дима о чём-то пошептался с хозяином бутика, который вышел проводить гостей и с которым Дима целый час просидел за накрытым гостевым столиком, выпив несчётное количество кофе и выкурив дорогую сигару. От коньяка пришлось отказаться – Дима был за рулём. Он пошептался о чём–то с хозяином, и тот принёс Марине изящного покроя шубку необыкновенного голубовато-серого цвета, так подходившего к её волосам. У Марины захватило дух – голубая норка!

– Нет, нет! Не надо! – сказала Марина. – Но шуба оказалась у неё на плечах, а нетерпеливые руки Демосфена уже распустили хитрые узлы лыжной бечёвки, выпустив из плена её волосы, и завязали на талии Марины жемчужно-серый поясок. В шубе было тепло и уютно. Марина попыталась её снять и вернуть обратно в магазин: она знала цену вещам и представляла, сколько может стоить такое чудо (вернее, не представляла – цена была запредельной). Но Дима не позволил ей это сделать, железной хваткой стиснул Маринины плечи и вывел из магазина.

– Стой тут, я расплачусь, сумки возьму, потом Нику домой забросим, и к тебе» – буднично сказал Дима, словно они всегда так возвращались – втроём.

…Серебристый «мерседес» остановился у подъезда, и Марина вышла, придерживая обеими руками длинную шубу. По серому жемчугу меха рассыпались бронзовые волосы.

– Здравствуйте, Мариночка! Вас и не узнать! – приветствовали её вездесущие соседки. И долго смотрели вслед.

– Ну вот, а ты хотела – в штормовке и с кирпичом. На лошади! – напомнил Марине Демосфен, навьюченный как та самая лошадь. Через две недели – самых счастливых в жизни Марины – они переехали к Диме: в коттедже было удобнее. Во всяком случае – удобнее Демосфену, и Марина согласилась с мужем.

Демосфен готов был выполнить любое её желание, и Марина соглашалась, потому что было бесполезно возражать. Ему нравилось, что она соглашается – в противоположность упрямой и своевольной Нике, которую оба с нетерпением ждали каждую пятницу.

Через год у них родились близнецы – мальчик и девочка. Дети были здоровые и красивые. Сына они назвали Анастасом, а дочку Адрианой. Это – когда вырастут. А пока Марина звала их Стасиком и Анечкой, и Дима не возражал…

Другие берега

Ветер пах цветущими апельсинами и мелиссой. Марина сидела в плетёном кресле–качалке и лениво думала: чем ещё? – Анисом, розмарином, кардамоном и тмином! Марина улыбнулась: как же иначе? В их маленькой кондитерской к чаю всегда подавали выпечку – пирожки, булочки и домашнее печенье.

Пирожки здесь пекли особые – по старым, забытым рецептам, которых сегодня уже не найти в кулинарных книгах. Марин привезла с собой в Афины факсимильное издание «Записок по курсу кулинарной школы»

«Никитский бульвар, собственный дом, №13.

Типография Г.Г. Аралова, Москва, Тверская, угол Леонтьевскаго пер.»– затейливой старославянской вязью значилось на обложке.

Если бы три года назад Марине сказали, что она будет жить в собственном доме, да не где-нибудь, а в Афинах – столице нома Аттики, да не где-нибудь, а на улице Тодороса Колокотрониса, – она бы рассмеялась.