Андрей Шляхов - Ювелирная работа

— В смысле это? — Алекс щелкнул себя по кадыку пальцем.

— И это, и это, — заведующий изобразил, будто делает себе внутривенный укол в левую руку, — и все остальное.

— Пью я умеренно, а всем прочим совсем не увлекаюсь, — ответил Алекс, глядя собеседнику прямо в глаза. — А еще я не беру чужое без спроса и не занимаюсь вымогательством. Но один недостаток у меня есть — хромаю не только по части опыта, но и по части знаний. В универе же как? Выучил, сдал, забыл. В голове без привязки к практике ничего не задерживается. А в ординатуре нас ничему не учили, только грузили писаниной и дежурствами…

Заведующий понимающе кивнул. «Катит!» — обрадовался Алекс, цитировавший прочитанное на форуме.

— Короче говоря, мне непременно нужна стажировка и хотелось бы работать с опытным фельдшером. Если это возможно.

— Все будет! — ответил заведующий. — Без стажировки никак и новички у нас всегда работают с опытными фельдшерами.

«Дело сделано!», обрадовался Алекс, приготовившийся к длительному хождению по подстанциям.

— Только уговор! — заведующий слегка нахмурился. — Чтобы никакого врачебного чванства. Если знающий фельдшер говорит, что нужно делать, незнающий врач делает это без пререканий. А то некоторые сразу же в позу встают — нечего меня поучать, я в бригаде главный! С такими у меня разговор короткий, трудовую в зубы и скатертью дорога!

— Я так делать не буду, — пообещал Алекс. — Честное слово. Я понимаю, что я — зеленый новичок, которому предстоит учиться, учиться и учиться.

— Молодец! — похвалил заведующий. — Ты мне сразу понравился, видно, что нормальный мужик, а не клоун какой-нибудь. И то, что ты честно сказал о своих знаниях мне тоже понравилось. Некоторые здесь, в моем кабинете, из себя академиков строят, а сами не знают, каким концом трубку в трахею нужно вставлять. Держи перечень документов для трудоустройства…

Переход на «ты» означал, что Алекса уже считают своим.

«Не сразу все устроилось, Москва не сразу строилась», вспомнил он слова известной песни.

Ничего, что не сразу, а только со второй попытки.

Главное, что устроилось.

Фельдшера Алексу дали такого, что хоть влюбись да женись, как говорила мать — истинное совершенство во всех отношениях. Симпатичная, умная, ловкая, опытная — десятый год на линии работает — и вдобавок еще и деликатная. Все советы подает в такой форме, что со стороны никто не понимает истинного распределения ролей в бригаде. Если, к примеру, Алекс назначит на вызове что-то не то, то фельдшер молча сделает по-своему, а после, с глазу на глаз, объяснит ошибку и скажет, что нужно записать в карточку. Если видит, что Алекс не знает, что назначить, спросит «два кубика фуросемида в мышцу, да, Александр Николаевич?». Вроде бы и подсказка, а вроде бы и нет. Если Алекс сомневается по поводу госпитализации, которая необходима, то спросит: «Ну я пойду за носилками, да?» или же: «На носилках или своим ходом?». А если Алекс соберется везти кого-то в больницу без оснований, то скажет: «Сегодня вряд ли с этим возьмут, у них перегрузка». Это же совсем не то, что «с таким диагнозом госпитализация не полагается». Звали фельдшера Татьяной, а фамилия у нее была звучная, редкая и, как сообщил Алексу всезнающий Гугл, аристократическая — Доливо-Добровольская. На шутливый вопрос: «Где находится ваше родовое имение?» Татьяна ответила: «А хрен его знает, это у папаши моего нужно спрашивать, но он слинял с концами, когда мне два года было». Это обстоятельство еще больше расположило Алекса к Татьяне, она прекрасно знал, каково это — расти без отца и сочувствовал всем, кому пришлось пройти через это. А Татьяна прониклась к Алексу во время их второго дежурства, когда Алекс не дал ей выбросить на ветер двадцать пять тысяч рублей.

Дело было так. Во время передышки, когда Алекс смотрел футбол в комнате отдыха, а точнее — дремал под монотонный бубнеж комментатора, явилась Татьяна и попросила у него взаймы три с половиной тысячи рублей.

— Там бабушка пришла, — возбужденно тараторила она, — принесла продавать старинные серьги с бриллиантами. Красота невероятная, я давно о чем-то таком мечтала! В скупку она идти боится, там обманывают, вот и пришла к нам. Просит всего двадцать пять тысяч, это едва ли четверть настоящей цены, ей деньги срочно нужны, чтобы сестру похоронить. А у меня как раз день рождения через неделю, мне муж с родителями эти серьги в складчину оплатят, как подарок, так что я деньги быстро верну, не сомневайтесь (тогда они между собой даже с глазу на глаз еще были на «вы»). Я почти всю сумму собрала, только трех с половиной тысяч не хватает. Одолжите, а?

— Одолжу, — ответил Алекс. — Без проблем. Только хотелось бы сначала взглянуть на серьги.

— Я договорилась, что она мне их продаст! — заволновалась Татьяна. — Если я деньги быстро найду…

— Да не буду я их покупать, — усмехнулся Алекс. — Мне серьги дарить некому. Только посмотрю, любопытно.

— Тогда пойдемте, она у входа стоит, ее охранник дальше не пускает. Сегодня же Вовка-омоновец дежурит, он вредный.

Старушка оказалась маленькой, худенькой и благостной. Одета во все черное, сумочку крепко держит обеими руками, глаза печальные-печальные. Алекс еще издалека раскусил в ней аферистку-голдошницу, впаривающую фальшак доверчивым лохам. Но, надо отдать ей должное, антураж был организован качественно. Серьги лежали в старинном бархатном футляре с остатками золотого вензеля на истертой до блеска крышке. Золото потемнело, камни потускнели, сразу видно, что серьги давным-давно не надевали…

— Правда же прелесть?! — тараторила Татьяна. — А работа какая! Кто, вы говорили, их изготовил?

— Овчинников, — тихо и с достоинством ответила старушка. — Был такой придворный ювелир, его фирма имела магазины на Кузнецком мосту и на Ильинке. В том, что на Ильинке мой дед их и купил для моей бабки на двадцатую годовщину их бракосочетания.

— Ох, как я люблю вещи с историей! — Татьяна восхищенно закатила глаза. — Класс!

— Никакая это не старинная работа, — сказал Алекс, глядя прямо в бесстыжие глаза аферистки. — Всего лишь имитация, причем — небрежная. Камни в старину крепили иначе, и огранка была другой. Золотом тут и не пахнет, это латунь, а брюлики стеклянные. Красная цена этим бирюлькам — пятьсот рублей, вместе с футляром и историей.

— Да что вы говорите! — ахнула Татьяна. — Не может быть!

Со старушки моментально слетело все благолепие. Грязно выругавшись, она сунула коробочку с серьгами в сумку и выскочила во двор с проворством, которого никак нельзя было от нее ожидать.

— Бабка тоже фальшивая, — констатировал охранник. — Ей не больше сорока̀, больно уж резвая. Она мне сразу не понравилась…