Саша Филипенко - Красный Крест

— Во весь рост, что ли, торт?

— Да-да!

— Да нет! — начинают спорить мальчишки.

— Да-да!

— Да нет же! Наша воспитательница сказала, что была в Москве в Мавзолее и что размером торт больше похож на Ленина, потому что тот маленький…

— Но торт-то вкусный?

— Не-а, «Киевский», с грибочками, лучше!

Я улыбаюсь, выбрасываю сигарету и, сделав последний глоток кофе, треплю парня по голове. Это все, что нам нужно знать об истории: тиран, который десятилетиями наводил страх на миллионы собственных сограждан, одним осенним днем обязательно превратится в салат или торт.

Почувствовав холод, я решаю вернуться домой. Поднимаясь по ступенькам, к ужасу своему, я вижу соседку.

«Черт бы ее побрал», — думаю я.

— Доброе утро, Саша!

— Ничего себе! Вы прогрессируете…

— Это все красный крест!

— Слушайте, я хотел извиниться за вчерашнее. Простите меня, я вел себя, как последняя истеричка…

— Нет-нет, не извиняйтесь! Я все понимаю. Мне не следовало задавать вам все эти вопросы. Вы правы, я часто лезу не в свои дела. Знаете, за эти годы я стала безразличной к человеческим страданиям — все они кажутся мне чем-то самим собой разумеющимся. Лично я никогда не встречала счастливых людей. Мне кажется, что таких и не бывает. А горем меня, к сожалению, сложно удивить. Так вы меня простите, Саша?

— Хорошо… Только если вы простите меня…

Я прохожу мимо и начинаю открывать дверь, но за моей спиной вновь раздается соседский голос:

— И все же… знаете… меня заинтересовала одна деталь. Возможно, это обыкновенная оговорка, но уж очень интересная! Вы вчера сказали, что ваша жена ушла от вас шесть месяцев назад, верно?

— Можно и так сказать…

— Но при этом сколько вашей дочери?

— Три…

— Три месяца?

— Черт, да…

— Вот! Не знаю почему, но я запомнила, что вашей дочери, кажется, всего три месяца, хотя вы, по-моему, об этом не рассказывали…

— Рассказывал…

— Рассказывали, да? Ну что ж… Вылетело из пустой головы… Но вот видите, вспомнила же утром! Я вспомнила и подумала, что какая-то очень странная история получается: мамы нет уже полгода, а дочери исполнилось всего три месяца… Как же такое может быть?

«Старая бестия! — думаю я. — Не успела извиниться и тотчас сует свой нос куда не следует. Не буду же я стоять здесь, посреди лестничной площадки, и пересказывать ей все, что с нами произошло…»

— Когда-нибудь я обязательно расскажу вам, Татьяна Алексеевна, когда-нибудь… но только не сегодня, хорошо? Простите, меня ждут грузчики.

Вечером того же дня я еду к маме. Мы сидим в гостиной. Мама играет с Лизой, отчим, уставившись в телевизор, смотрит российские новости.

— Ты только послушай их, а! Еще пятнадцать лет назад с нами считался весь мир, а теперь? На чем мы летаем? На чем будем летать? Они скоро развалят весь авиапарк! Мы стали людьми второго сорта из страны третьего мира!

— Ты-то точно! — не отвлекаясь от внучки, шутит мама.

— Мам, я вчера познакомился с соседкой…

— С той старушкой?

— Ага.

— И как она тебе?

— Много интересного рассказала.

— Та женщина, риелтор, говорила, что соседка наша много лет провела в лагерях.

— Правда?

— В лагерях, в лагерях! Сперла, наверное, что-то, вот и села! — острит отчим.

— Гриша, смотри телевизор…

— Мам, и что рассказывала риелтор?

— Да ничего особенного. Сказала, что соседка у вас хорошая, что сидела в лагере, а потому не думайте долго, покупайте квартиру — приличных соседей теперь не так легко найти.

— Приличные соседи! У вас все, кто сидел, теперь приличные! Ты откуда знаешь, что она приличная? Может, она убила кого?

— Она в Москве в МИДе работала…

— А разве достойные люди работают в МИДе?! Там же одни шпионы! Всю жизнь шушукаются, а потом договариваются с америкашками, детей своих к ним на учебу посылают, а сами…

Я молчу. Глядя на маму, я пытаюсь понять, зачем она переехала в Минск к этому кретину. Батя, конечно, тоже не подарок, но этот-то совсем лапоть. Красивая, с хорошим чувством юмора, господи, что она могла найти в этом человеке? Отчим же не унимается.

— Все разворовали! Все! Хорошо, у нас Батька появился, он быстро порядок наведет! А в Россию бы Сталина! Он бы сейчас всех поставил к стенке, и дело в шляпе!

— Съели вашего Сталина.

— Что?

— Съели, говорю, вашего Сталина, невкусный он.

— Сань, ты о чем?

— Да так, ни о чем. Слушайте, дядя Гриша, я все хотел у вас спросить: а летчики пьют за штурвалом?

— Конечно, пьют!

— Но как? Вас же проверяют перед вылетом.

— Перед вылетом-то да, но во время-то и после нет! Нам стюардессы приносят. Думаешь, как мы с твоей мамкой-то познакомились?

— Ясно… Мам, слушай, я, наверное, сегодня не буду у вас оставаться. Надо к новому дому привыкать.

— Хорошо, милый, как знаешь. Ты, кстати, с работой что-нибудь решил?

— Да, обещали помочь.

Поцеловав маму и дочь, я выхожу на улицу. Вечерний Минск кажется не таким уж и страшным. Мне нравится, что здесь спокойно. Машины спрятались, люди, по возможности, тоже. Возвращаясь домой, включив плеер, я слушаю Венгерскую рапсодию Листа. Вспоминая все, что мне рассказала соседка, я думаю, что человеческая жизнь никогда не подорожает. Самая дешевая из вещей. Будут меняться аранжировки, но не мотив. Кровь по-прежнему будет литься, ибо так устроен человек. Кровь будет литься вечно, потому что, если кровь в организме вдруг остановится, человек умрет. Так говорит мой друг Паша.

В метро я рассматриваю людей и рекламные объявления. Яркий плакат настойчиво предлагает мне приобрести игровую приставку и прилагающийся к ней футбольный симулятор. «Недоработанная игра, — думаю я. — Странно, почему разработчики до сих пор не придумали режим, в котором вы можете быть арбитром? Сейчас есть возможность играть одному, можно играть с несколькими друзьями, более того, открыв пиво, вы вправе наблюдать за тем, как искусственный интеллект сражается сам с собой, но вот рефери… Неужели разработчики спортивных игр до сих пор не понимают, что быть арбитром — это одновременно и самый захватывающий, и самый сложный режим?..»

Ничего не меняется. Вернувшись домой, я вновь встречаю на лестничной площадке соседку. Стряхнув с куртки капли дождя, я понимаю, что она не узнает меня.

— Вы что, здесь весь день стоите?

— Вы кто?

— Меня зовут Александр. Я ваш новый сосед.

— Правда? Очень приятно познакомиться! А я Татьяна Алексеевна — это я нарисовала на вашей двери красный крест. У меня болезнь Альцгеймера. Пока страдает только короткая память, но совсем скоро я начну забывать и то, что случалось со мной на протяжении всей жизни.

— Мне очень жаль, — в который раз зачем-то повторяю я.

— Не переживайте! Со мной только так все и могло закончиться. — Соседка делает паузу, но в этот раз я не спрашиваю «почему».