Саша Филипенко - Красный Крест

— Так вы теперь будете здесь жить?

— Да.

— Один?

— С дочерью.

— А кем вы работаете?

— Я футбольный арбитр.

— Надо же! Должно быть, интересная работа! Мой муж очень любил футбол! Он чуть-чуть успел поболеть за «Спартак». Это сложно?

— Болеть за «Спартак»?

— Нет-нет, я имею в виду, быть арбитром? Быть судьей сложно?

— Иногда непросто, да.

— Все это давление, да?

— И это тоже, — облокотившись на перила, со вздохом отвечаю я.

— И как вас учат с этим справляться?

— Вам это действительно интересно?

— Конечно! Иначе зачем бы я спрашивала?

— Ну как учат… Когда вы только решаете стать арбитром, вам вручают книжечку с правилами и рассказывают об ответственности. Вам объясняют, что, не участвуя в игре, вы влияете на ее ход. В общем, некоторое время вам рассказывают довольно банальные вещи, а потом в один прекрасный день разъясняют одну простую истину: «Срешь?! Сри уверенно!»

— И правда, хорошая истина… Жаль только, что ее в большей степени усваивают наши руководители, а не судьи…

— Тут с вами сложно не согласиться. Ну да ладно, уже поздно. Добрых снов вам, Татьяна Алексеевна!

— И вам всего хорошего, Саша!

— Кстати, я тут купил кое-что из продуктов. Здесь молоко, хлеб, сахар — если вам нужно…

— Спасибо, но я не ем сахар — у меня диета красоты!

— Ну а все остальное?

— А все остальное, Александр, я смогу купить себе сама — мне всего девяносто один…

— Девяносто один и полное непонимание, где находится магазин.

— Не грубите мне, молодой человек!

— Ладно-ладно, не буду! Но если что — вы обращайтесь, пожалуйста, я всегда рад вам помочь.

— Правда?

— Да.

— Тогда я действительно хотела бы вас кое о чем попросить. Вы же не откажете?

«О черт…» — думаю я.

— Вы не заглянете ко мне?

— Да-да, конечно…

Вновь оказавшись в ее квартире, я решаю не повторять вчерашних ошибок. Татьяна Алексеевна проходит дальше, но я остаюсь в коридоре. Спустя несколько минут она возвращается с листком бумаги.

— Что это?

— Эпитафия. Я бы хотела попросить вас выгравировать эти слова на моей могиле. Я не знаю, кто похоронит меня. Раньше я рассчитывала на Ядвигу, но она теперь сильно болеет.

Развернув бумажку, я читаю четыре слова и, улыбнувшись, обещаю, что обязательно выполню ее просьбу.

— Значит, я могу на вас рассчитывать?

— Да, не переживайте.

— А с кем вы собираетесь здесь жить?

— Один, — отвечаю я.

— Один? А как же ваша жена? Вы такой красивый — мне почему-то кажется, что у вас обязательно должна быть жена.

— Черт, Татьяна Алексеевна, прошу вас, не начинайте!

— А что я такого спросила? Так есть у вас жена или нет?

— Да… была.

— Была да сплыла, да?

— Черт, да!

— Что ж вы нервный-то такой, Саша, а? Все у вас черт да черт. Как вы познакомились?

— А какая разница?

— Разница, милый мой, большая! Когда люди знакомятся — это всегда прекрасно, а вот беды случаются позже…

— Да как все познакомились…

— А «как все» — это как?

— На вечеринке, на обыкновенной вечеринке.

— Здесь, в Минске?

— Нет, в Екатеринбурге.

— Ну так расскажите!

— А я не хочу…

— А я прошу вас!

— Татьяна Алексеевна, да говорю же, что как все познакомились! Можно я пойду?

— Вас старуха просит — вам сложно? Вот расскажете, а потом идите хоть на все четыре стороны!

Я тяжело вздыхаю, ставлю на пол пакет с едой и, прижавшись к двери, говорю:

— Я вообще не собирался туда идти, но меня друг пригласил. Сказал, что будут крутые девчонки…

— И она оказалась самой крутой, да?

— Да. На самом деле это была не обыкновенная вечеринка — там собирались местные знаменитости: парень, который пел про победу Аргентины над Ямайкой; поэт, написавший «Прежде чем на тракторе разбиться, застрелиться, утонуть в реке». Музыкант, чье творчество мне никогда не нравилось, оказался на удивление приятным парнем, а вот талантливый поэт, напротив, — тяжелым пассажиром. Стихи его мне очень понравились, но вел он себя странно.

— Это нормально для поэта.

— Его поведение было нормальным для шпаны, ну да ладно. Признаться, я довольно странно себя чувствовал. Знаете, все эти провинциально-светские беседы… тот еще коктейль вашего Молотова. В общем, я потоптался немного и уже было собирался уходить, как вдруг ко мне подошла она.

«Покидаете нас?»

«Да, завтра на тренировку», — ответил я.

«Вы спортсмен?»

«Не совсем. Я — арбитр».

«В самом деле? Значит, вы должны знать, как важно соблюдать правила».

«И?»

«И не уходить с поля раньше времени».

«Меня здесь и быть-то не должно было. Друг дозаявил меня в самый последний момент».

«Значит, своим будущим замужеством я обязана вашему другу?»

«Вот это да! — подумал я. — Совершенно потрясающая женщина, знает меня меньше минуты, а уже флиртует».

«Кажется, мы совсем не знакомы», — смущенно заметил я.

«С моим первым мужем я была знакома с первого класса — это не спасло наш брак. Не хотелось бы наступать на те же грабли».

«Поэтому вы решили выйти за меня?»

«Да, а почему бы и нет? Вы скромный, симпатичный, к тому же, судя по всему, часто бываете в разъездах».

«А вы собираетесь мне изменять?»

«Нет, никогда. Я неудачно пошутила…»

«Сбежим отсюда?»

«Я уж боялась, вы не предложите…»

Так и познакомились. Обыкновенная прогулка. Смущенный он, смелая она. Я пытался шутить, и Лана, кажется, даже смеялась. Хороший вечер. Несколько часов, которые в фильме показали бы одним длинным кадром. Музыка светлой радости, контрабас и щеточки. Я обгонял ее, что-то рассказывал о футболе, и она улыбалась. Переулки, рука в руке и пиджак на крючке указательного пальца. Следующим же вечером Лана переехала ко мне.

— Лана — это сокращение от Светлана?

— Нет, это такое славянское имя.

— И что оно означает?

— Земля.

— И Лана была красивой?

— Очень! После нашей первой ночи, по пути на игру, я думал, что она похожа на последнее желание. Если бы меня приговорили к высшей мере наказания, если бы только согласились исполнить мою последнюю волю — я бы попросил еще раз посмотреть на нее. Закрывая глаза, я улыбался и понимал, что отныне бесстрашен, что нет больше силы, способной меня напугать, как нет смерти, потому что есть Лана. Я не мог поверить собственному счастью. Когда Лана впервые поцеловала меня, я подумал, что произошла ошибка. Метровый офсайд! Восемьдесят тысяч человек на стадионе видели, что я влез в положение вне игры, но линейный арбитр почему-то не поднимал флажок. Черт, Татьяна Алексеевна, это было так славно…

— Ну а что потом?

— А потом счастье, совпадение. Мы говорили и ни в чем не разочаровывались. Болтали и соглашались, улыбались и радовались. Лана забеременела в ноябре двухтысячного, во время нашей поездки в Париж. Ну разве может быть что-нибудь прекраснее и пошлее?