Андрей Дмитриев - Этот берег

— Я предлагал. Я говорил: давай я помогу, я Киев знаю хорошо, я посмотрю, чтобы с тобою было все спокойно. А он мне: нет, спасибо, ты нам уже помог, ты присмотрел уже, теперь я, говорит, сам буду разбираться .

— Почему ты не забрал у него нож? — спросила Наталья.

Гнат разозлился, отвечая:

— Как? Как отобрать? Я говорил ему: оставь мне этот нож, это не твой, а мой… Даже не слушает; он говорит: с ножом спокойнее … Мне что, с ним драться, с бугаем? Еще при людях!

— Не кончится добром, — повторила Наталья.

Я ничего не понимал. Не потому, что Гнат говорил по-украински, а Наталья, как всегда, на своем особом личном языке. Слова я понимал вполне, и мне сейчас нетрудно передать тот разговор почти дословно, на свой лад. Но я не мог понять, о ком, о чем вообще шел разговор… Наталье передо мной, должно быть, стало неудобно, и она неохотно объяснила:

— Это мы говорим об Эмине, о нашем зяте, об отце Гришеньки. Он у нас азербайджанец… Милу здесь оставил и подался в Киев, разбираться…

— Я понимаю, — сказал я, ничего еще не понимая толком.

— Ты покажи, — сказала дочери Наталья.

Мила перестала напевать, встала, прошла в угол, порылась там в дорожной сумке и вернулась с тонкой книжицей, завернутой в целлофан. Под мутноватой оберткой я сумел прочесть: «БЕРДЯНСК», а над ним — имя автора, до такой степени не существующее, что его и псевдонимом назвать затруднительно: Рогнеда Буря .

Прежде чем я развернул целлофан, Мила меня жалобно предупредила:

— Эмин купил зачем-то на вокзале, в Сургуте, и читал, пока мы ждали пересадки на московский поезд… И в поезде читал, уснуть не мог, и мне спать не давал…

Я открыл книжицу, точнее сказать брошюру. Ее автор рассказывал о некой секте или боевой организации «Бердянск», которая, помимо прочих страшных дел, перечисленных в брошюре, занимается похищением русских детей и, подобно туркам, превращавшим болгарских детей в верных янычар своих султанов, переделывает — при помощи психотропов, гипноза и оккультных практик — этих русских детей в украинских янычар.

…Когда-нибудь « время изменится, горе развеется, и сердце усталое счастье узнает вновь », как пел любимый мой Морфесси… Если мое усталое сердце узнает счастье хотя бы чуточку пожить в том измененном времени, я расскажу своим новым современникам о брошюре «Бердянск», при этом ясно сознавая, что никто из них мне не поверит. Потому что нормальным, наделенным умом и здравым смыслом людям, живущим в нормальное, исполненное здравого смысла время, совершенно невозможно будет поверить в саму возможность появления подобных бредовых брошюр… В ответ на недоверчивое хмыканье моих счастливых новых современников я, выдержав пристойную паузу, выложу на стол эту брошюру. Иначе для чего мне было забирать ее себе?.. Я убежден, что так оно и будет, а пока время не изменилось, процитирую начало второй главы этого прихотливо написанного сочинения, всего только один коротенький фрагмент, но — как есть, слово в слово, без изъятий и без комментариев:

« Если злая судьба занесет вас в Киев и по прошествии короткого времени вы ослепнете от смрадного пылания факелов, плывущего и пляшущего над черными балаклавами; когда вы устанете шарахаться от толп полубезумных персонажей, рассекающих с гранатометами по улицам и площадям украинской столицы, этой когда-то матери городов русских, а ныне города-призрака, — ваши воспаленные глаза, возможно, смогут отдохнуть на больших цветных фотографиях детей. Их развесила на уличных столбах какая-то неведомая организация, торгующая своими услугами по розыску детей… Да-да, все эти дети пропали. И если вы внимательно вчитаетесь в надписи под их портретами — вы сделаете поразительное открытие: у большинства этих детишек — русские фамилии и имена… Разумеется, там есть и украинские фамилии: их, кстати, немало, но они не смогут вас обмануть. Достаточно вспомнить: едва ли не половина русских в мире носит украинские фамилии, а почему так вышло, как к этому шло, кто приложил к этому руку и, коротко говоря, кому и зачем это понадобилось, — предмет отдельного независимого расследования… Если же эта неясная, таинственная служба и в самом деле заинтересована в том, чтобы пропавшие русские дети были найдены, ей стоит, не покидая Киев, спуститься вниз, на еврейский Подол — в одном из тихих и тенистых переулков найти неприметный двухэтажный особняк без вывески, подняться на крыльцо, пять раз постучать в дубовую дверь чугунным молотком, издревле прикрепленным к ней, и, как только из-за двери Некто спросит строго: “Кто там?” — произнести роковое слово: Бердянск …

Мы намеренно не называем адрес этого неприметного и внешне уютного особняка… Когда-нибудь — и очень скоро! — его хозяева будут призваны к ответу, и мы не хотели бы их спугнуть, вынудить их к смене, как говорится, дислокации, к залеганию, как у них водится, на дно. Мы не имеем права потерять их след… Нигде вы не найдете номеров их телефонов, поиски их электронной почты бесполезны. У них нет официального сайта, все остальные сайты засекречены и зашифрованы… Но — удивительное дело! — вам не станет труда узнать их местоположение. Любой прохожий в Киеве легко его вам назовет — там, на Украине, о “Бердянске” знают все».

… — Но почему на восемнадцатой странице эта секта называется уже «Кременчуг»? — много позже спросил у меня Авель. — Вот, погляди.

Я поглядел, и — точно: там был «Кременчуг»:

«Основатель и идейный вдохновитель секты “Кременчуг” М. Н., полного имени которого мы здесь называть не будем, чтобы не создавать ему рекламу, которой этот персонаж, безусловно, не заслуживает, давно переселился в штат Западная Вирджиния, предпочитая…»

— Думаю, здесь просто опечатка, — сказал я Авелю. — Или какая-то описка, даже не знаю, как правильно назвать.

— И я не знаю, — сказал Авель, закрыл брошюру, вернул ее мне и больше к ней не возвращался.

… — Это никакая не Рогнеда, судя по манере изложения, — это наверняка мужик, одинокий какой-то кретин сочиняет, — сказал я Миле, Гнату и Наталье, вновь заворачивая брошюру в целлофан. — Или кто-то слишком умный, как он о себе думает, так стебается, то есть просто валяет дурака…

— Вам говорить легко, — сказала Мила. — А вот Эмин — я понимаю, что от нервов и бессонницы, — зачитался и поверил.

— Добром не кончится, — упрямо, словно не предупреждая, а предвкушая, проговорила Наталья.

— Сидели бы в Сургуте, — сказал Гнат, — и ждали б новостей, как положено!.. Что от вас проку здесь? И без вас тошно. Давит так, что скоро жилы лопнут.

— Гнат! — с угрозой проговорила Наталья.

Он встал и вышел вон. Я догнал его в саду. Сказал:

— Им тяжело.