Николай Шмелев - Ночные голоса

— Да вы желайте, желайте. Конечно, желайте… Вот только при этом того… Локтями-то не очень толкайтесь! — вновь улыбнулся он, сузив совсем в щелочки свои и без того узкие бурятские глаза. А для убедительности еще и дернул при этом обоими своими локтями резко в стороны — так, как толкается обычно по жизни человек…

Вот, пожалуй, и все, чем закончились мои тогдашние долгие религиозные искания… Благодать на меня так и не снизошла — по моей ли греховности или просто потому, что высшим силам всегда было не до меня. Одним словом, истинно верующим я так и не стал. Но завет хамба-ламы я помнил потом всю жизнь…

Тем более, что он в конце нашей встречи подарил мне (за смирение, наверное) длинные сандаловые четки со своей руки в 108 канонических буддийских зерен. И сегодня еще я частенько беру их в руки и перебираю в пальцах. Просветления и они, конечно, не приносят. Но душу успокаивают, это уж точно, это уж не раз проверено на себе.

В конце 60-х — начала 70-х годов на горизонте экономической науки у нас во всю блистал академик Виктор Михайлович Глушков. Сам — вне всяких сомнений — выдающийся математик, он под конец своей жизни, по-моему, все-таки несколько спятил и, если кто помнит, весьма громогласно учил тогда нашу общественность, как жить дальше и что надо делать, чтобы в экономике, наконец, наступил расцвет.

Учил он, надо сказать, очень энергично и, насколько я знаю, сумел-таки лет эдак на пять — на семь запудрить мозги всему нашему высшему начальству. Уж больно все хорошо, все логично получалось у него на бумаге и на словах, да и человек он был авторитетный, не шерамыжник там какой-нибудь, а крупнейший специалист по кибернетике. А тогда все такие дела были очень в моде — как же, научно-технический прогресс!

Вряд ли есть смысл вдаваться сегодня во все его многодумные построения. Скажу только, что главная конструкция его сводилась, в сущности, к одному: вот ужо разместим по стране тысяч эдак десять сильных быстродействующих компьютеров, закольцуем их между собой, выведем на единый центральный пункт управления — и никакого горя знать не будем! Сиди там у пульта какой-нибудь ответственный дядечка, нажимай себе на кнопки — и вся экономика страны от холодного сапожника где-нибудь на уличном перекрестке в Крыжополе до «Уралмаш-завода» будет у нас работать синхронно, как часы, как единый всесоюзный автомат.

И вот спускаюсь я как-то раз в 1970 году вниз по лестнице в одном из подъездов ЦК КПСС и вижу в вестибюле, у доски объявлений, явно чем-то возбужденную, озадаченную толпу. Что такое? Что происходит? Протискиваюсь сквозь спины поближе к доске, а на ней большое, заботливо расписанное и разрисованное на ватмане объявление: «Сегодня в клубе ЦК КПСС лекция академика В. М. Глушкова. Тема лекции: „Как переходить к коммунизму уже сейчас“. Начало в 18 часов».

Н-да… Сегодня, сейчас переходить? Никак не меньше? Вот это да, это что-то действительно новенькое… Смотрю на других собравшихся у доски: и у них на лицах такое же недоумение, что и у меня. Ну, раз «сегодня» — то, конечно, надо идти. Вон, оказывается, до чего знающие люди уже додумались! А мы-то все здесь сидим, небо коптим. А жизнь вон уже, смотри ты, как далеко ушла…

Надо сказать, что обычно этот огромный клубный зал ЦК на Ильинке пустовал: трудно было изобрести что-то такое уж очень привлекательное, чтобы заманить в него людей, успевших уже намертво вымотаться к вечеру у себя по кабинетам и мечтавших только о том, как бы побыстрее добраться до дома или до казенной своей дачи… А тут — яблоку негде упасть! Даже в проходах, помнится, стояли. И все больше седые, матерые, тяжелые мужики, чего только не повидавшие на своем веку. И у всех на лицах любопытство, недоумение, неверие: это что он еще там придумал, этот академик? Ну, валяй, рассказывай, учи нас, дураков…

Наконец, на эстраду быстрой, отрывистой походкой вышел В. М. Глушков, подошел к большой черной доске, взял мелок, приподнялся на цыпочки — и началось… Длиннющая, хвостатая формула налезала на другую, такую же хвостатую, и обе они — на третью, а под ними выстраивались еще одна, и еще, и еще. Одним словом, метод последовательных приближений… Публика, естественно, совела, зевала, кашляла, хлопала глазами, переглядывалась между собой: ясно было, что никто не понимал ничего… А академик продолжал все бубнить свое, даже не оборачиваясь в зал, и зал, казалось, уже вот-вот окончательно погрузится в дремоту. А он все бубнил, бубнил…

И вдруг… И вдруг по всем рядам, как порыв ветра, пронесся шумный, радостный, выдохнутый всеми разом вздох облегчения. И заскрипели, заерзали на своих стульях все эти матерые мужики, и, улыбаясь, закивали согласно головами: а, ну, это понято! Это мы понимаем. Это мы пожалуйста, хоть сейчас! А то развел, понимаешь, тут незнамо что — сам черт ногу сломит…

Так что же произошло? А произошло то, что из длинных, нудных рассуждений В. М. Глушкова, спускавшихся все ниже и ниже по этой цепи последовательных приближений, всем вдруг неопровержимо, просто, с полной очевидностью — как вспышка света в темноте — стало ясно, что вся эта сложнейшая его конструкция, описывающая этапы последовательного продвижения к «коммунизму уже сегодня», основывается на очень даже простом, понятном у нас любому и каждому фундаменте. А именно: на лифтерше, которая сидит в подъезде и должна, по его теории, наблюдать, кто сколько и чего понес в своей хозяйственной сумке мимо нее. Понес, понимаешь, положенное тебе по норме два батона хлеба — она сидит и не двигается, и ласково смотрит, и одобрительно кивает головой тебе вслед, а понес три — ну, тогда уж извини, не обессудь: тут же она донесет, куда следует, сколько ты их, такой-сякой несознательный, понес. Ну, а там-то уж, конечно, кому надо сделают выводы, что с тобой делать — может, еще тебя немного повоспитывать, а может, и сразу расстрелять, чтоб не разводить всякую там ненужную канитель.

— И чего было огород городить? — недоумевали, помню, расходясь, цековские мужики. — Ох, наука, наука… Сказал бы просто! А то лямбда, сигма, корень квадратный, а-прим, б-прим… Совсем было голову заморочил! А дело-то все, вишь, оно в чем…

Между прочим, конкретный результат этого выступления все-таки, похоже, был. Спустя какое-то время В. М. Глушков был награжден золотой звездой Героя соцтруда, в том числе и за выдающиеся заслуги в развитии экономической теории. Лично я, однако, и сейчас еще думаю: если бы не та лифтерша, что так явственно для всех обозначилась в основе всей его сногсшибательной теоретической конструкции — не видать бы ему, скорее всего, этого Героя до конца своих дней.

А однажды — единственный раз в своей жизни — я читал какую-то серьезнейшую лекцию о наших экономических делах вдрызг, абсолютно пьяный. Незабываемое ощущение! А виновата во всем была география. Вернее то, что я про эту самую географию как раз тогда, когда этого никак нельзя было делать, напрочь забыл.