Мелина Марчетта - В поисках Алибранди

С мамой у нас нормальные, пусть и немного странные отношения. Мы то до одури любим друг друга и часами обсуждаем разные глубокие темы, то ругаемся из-за самых пустяковых вещей, например из-за прошедшего по моей комнате урагана, потому что мама не позволила заночевать у друзей.

Она работает секретарем-переводчиком у нескольких врачей в районе Лейхардт, который, как назло, рядом с бабушкиным домом, а значит, после занятий я должна ехать прямиком к нонне и ждать маму там. Меня это страшно напрягает. Во-первых, самые клевые в мире парни садятся на автобус до Глиба, а самые отстойные — в тот, которые едет к бабушке. Во-вторых, дома после обеда можно врубить музыку на всю катушку, а у нонны слушаешь величайшие хиты Марио Ланца — единственные записи, что у нее есть.

Мама воспитывает меня в достаточной строгости. Вдобавок бабушка постоянно лезет с дельными советами, хотя ее вмешательство выводит маму из себя. Они постоянно враждуют. С появлением школьного лагеря сражение разгорается с новой силой. Бабушка считает, что, если за мной не присмотрит кто-нибудь из нашей семьи, меня там непременно изнасилуют или убьют. Она упрекает маму в том, что та плохая мать, уделяет мне мало внимания и разрешает остаться в лагере. Мама почти всегда ей уступает, но порой, когда мы собираемся втроем, начинается Третья мировая война.

Трудно сосредоточиться на какой-то одной из моих проблем. Самая большая заключается в том, что я учусь в школе, где преобладают ученики из обеспеченных семей. Богатые родители, богатые предки. В основном англосаксонские австралийцы, которые живут себе припеваючи.

Затем богатые европейцы, из тех, что двадцать лет вкалывали без выходных, чтобы их дети попали в дорогие школы и получали приличное образование, недоступное родителям. Деньги у них водятся, но все они бакалейщики, или строители, или преимущественно рабочие. Тем не менее они весьма предприимчивы. Выходцы из бедных районов превратились в «респектабельных» граждан. Именно респектабельность подняла их в глазах общества.

Я проходила по категории стипендиатов, и при одном только упоминании об этом предпочла бы быть дочерью рабочего.

С первых же дней я почувствовала себя не в своей тарелке. Наверное, потому что не училась со всеми в начальной школе. А может, оттого, что у меня шестилетняя английская стипендия. И зачем я так стремилась ее получить? Она вышла мне боком, ведь в итоге я угодила в школу, которая мне не по душе, а хотела попасть в ту, куда перешли мои друзья, итальянцы и греки. Я считала их ровней, легко находила общий язык, и мы наводили шороху в начальной школе. Они понимали, каково это, когда тебе чего-то не разрешают или когда бабушка сорок лет носит траур. Я даже выглядела, как они. Темные волосы, темные глаза, оливковая кожа. Мы были созвучны — заплутавшие среди двух жизненных укладов создания. И мне было уютно среди них.

Полагаю, в моем случае дела обстояли гораздо хуже. Мама родилась здесь, что, по мнению итальянцев, не позволяло видеть в нас соплеменников. Однако не были мы и полноценными австралийцами, поскольку бабушка и дедушка появились на свет в Италии. Но невзирая на это, в начальной школе я нормально общалась с одноклассниками и была среди них своей. В разговорах мы плавно переходили с итальянского и греческого на английский, за обедом обменивались бутербродами с салями и вяленой ветчиной, и жизнь на школьном дворе протекала здорово, хотя за его пределами все обстояло совершенно иначе.

Отношение итальянских матерей к моей незамужней маме меня подчас бесит. В ее воображаемой опале нет ничего жутко романтического. В шестнадцать лет она переспала с соседским парнем того же возраста, а потом его семья, чтобы избежать последствий, переехала в Аделаиду. Узнав о беременности, он даже не удосужился с ней связаться. Нам известно только, что он барристер в Аделаиде. Не знаю, в чем тут логика, но сверстникам не разрешают приходить ко мне в гости: многие хотели бы, но им нельзя. Бог знает, что, по мнению итальянских мамаш, моя мама может сделать или сказать их детям.

Когда я поступила в школу святой Марты, все лишь ухудшилось — я начала осознавать, что значит расти без отца. И оказалась единственной европейкой не из восточных и северных районов, которой не по карману платить за обучение.

В первый год я постоянно слышала о своей незаконнорожденности, словно больше не о чем было поговорить. Тогда я отчаянно жалела, что больше ни у кого в школе нет независимой матери, верившей в свободную любовь. Смущающее противоречие: твоя мама беременеет вне брака, потому что католическое воспитание запрещает контрацепцию.

Пусть даже ученицы не упоминали об этом вслух, держу пари, они шушукались за моей спиной. Нутром я чувствовала, что никогда не стану своей, и злилась, потому что ни в чем не уступала остальным по части сообразительности.

Как бы то ни было, на следующий день после случая с журналом я не могла дождаться окончания занятий. Заглянула к сестре Луизе, и та вернула журнал, попросив написать сочинение в две тысячи слов на тему «Мой разговор с редактором издания "Страсти"».

Вместо визита к бабушке я отправилась на автобусе прямиком домой, решив использовать выпускной в качестве предлога, чтобы большую часть года с ней не видеться.

Я с облегчением добралась домой — до того было жарко, должно быть, градусов девяносто [1] 90 градусов по Фаренгейту — примерно 30-32 градуса по Цельсию. . Хотелось нацепить шорты и позагорать на балконе.

На передней веранде, раздевшись до пояса, потягивали пиво наши английские соседи с нижнего этажа. Парни приехали посмотреть страну и раньше жили в молодежном хостеле выше по улице, пока не решили перебраться в местечко поуединеннее. Я неплохо ладила с одним из них по имени Гэри, родом из Брайтона где-то в Англии. Он постоянно приглашал меня на чашечку чая, что казалось мне довольно странным, потому что австралийские ребята не очень-то рассиживаются за чаем. Но Гэри, попивающий чай и рассказывающий о своей матушке, смотрелся так же естественно, как и прихлебывающий пиво и скандирующий футбольные девизы клуба «Тоттенхэм».

— Мама интересуется, когда вы подстрижете газон, — заметила я, вынимая почту из ящика.

Газон у нас крохотный, и присматривать за ним — обязанность парней, в то время как мама ухаживает за садом. Обычно ребята лихо с этим справляются. Даже выкрасили деревянный забор и входную дверь в прелестный темно-зеленый цвет, что в сочетании с желтым фасадом выглядит просто отпадно.

— Как ты выдерживаешь носить форму в такую жару? — полюбопытствовал Гэри, протягивая мне банку пива.

Я сделала глоток и вернула ее обратно.

— Веришь, мозги уже плавятся.