Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

— Расскажи теперь ты о себе, — говорит Пабло.

— Что рассказать?

— Ты мне тогда так и не ответила. На что похожа жизнь по ту сторону ворот?

Я тихо смеюсь и с облегчением ощущаю, что разговор возвращается к более привычным для меня темам.

— Наша жизнь не настолько завораживающая, как может показаться.

Пабло на мгновение замолкает, его пристальный взгляд становится гораздо более напряженным, чем того требует послеобеденная прогулка по набережной Малекон. Когда он говорит о политике, когда смотрит на меня, я чувствую, как напряжено его тело. Именно эта сила притягивает меня к нему; для меня в новинку быть рядом с мужчиной, которого больше заботит содержание беседы, нежели ее форма. Пабло очень напоминает мне моего брата — у Алехандро такой же уверенный взгляд и такая же уверенность в каждом сказанном слове.

Пабло усмехается.

— Чем же ты занимаешься в свободное время, когда не занята прогулкой по Гаване и разбиванием сердец?

— Я провожу время с моими сестрами — у меня их три.

А еще у меня есть брат, но его имя никто больше не произносит.

— Я читаю, хожу по магазинам. Мы любим кататься на лошадях, ходить на пляж.

Я уже не говорю об общественных обязанностях. Все это звучит так легкомысленно и скучно. Наша главная цель — дождаться, когда мужчина войдет в нашу жизнь и женится на нас. Какая-то часть меня завидует Алехандро — он осмелился сбросить с себя груз ответственности за то, что родился в семье Перес. Я завидовала той легкости, с которой он рискнул всем ради своих убеждений. И в то же время была зла на него, и я ничего не могла сделать со своим гневом. Верность — это сложная штука. Что должно быть на первом месте — верность семье или верность стране? Или же мы прежде всего должны быть верны самим себе, верны своему сердцу, своим убеждениям, своему внутреннему голосу, который ведет нас?

Хотела бы я знать ответы на эти вопросы.

— Странно, что ты не учишься где-нибудь за границей.

— Моя мама не одобрила идею о нашем поступлении в университет. Беатрис продвигала это самым активным образом — из нее получился бы отличный адвокат, но в конце концов она смирилась. У моих родителей очень традиционное представление о том, чем должна заниматься кубинская женщина, и невзирая на то что общественное мнение может не одобрить их мировоззрение, они не собираются его менять. Работающая женщина из семьи Перес — это пятно на репутации семьи Перес.

Он выглядит слегка возмущенным.

— Значит, ты просто должна ждать, пока однажды не переедешь из родительского дома в дом твоего мужа?

— Да.

— А что, если ты никогда не выйдешь замуж?

— Тогда я останусь жить в нашем доме и буду заботиться о маме, пока не состарюсь.

Так же как и ему, мне такая перспектива кажется малопривлекательной, но я не могу подобрать слова, чтобы объяснить, что у меня нет других вариантов. Конечно, теоретически я могла бы пойти против воли родителей, нарушить семейные традиции, но правда в том, что никто и ничто не увлекало меня настолько, чтобы я была готова рискнуть разорвать связи с семьей. У меня нет тайной мечты стать врачом или адвокатом. Мне девятнадцать лет, и я понятия не имею о том, какой будет моя дальнейшая жизнь. А в условиях моей нынешней предсказать будущее становится еще труднее.

— И тебя это устраивает? — спрашивает он с сомнением на лице.

— Нет, конечно же, нет. Но ты говоришь так, словно у меня есть неограниченные возможности выбирать то, что мне нравится.

— А если бы именно так и было?

— Я не интересуюсь политикой, — отвечаю я.

Это одновременно предупреждение и предостережение — революция меня не интересует. Меня не интересует даже упоминание о ней. Гавану сотрясают не только взрывы бомб; расстрельные команды президента Батисты в последнее время развернули бурную деятельность, и ни один кубинец, каким бы богатым он ни был, не может быть уверен в собственной неприкосновенности. Тому доказательство — мой родной брат. Лучшее, самое благоразумное, что можно сейчас сделать, чтобы выжить в Гаване, — это не лезть на рожон, не высовываться и жить своей обычной жизнью. Жить так, словно ничего не происходит и мир вокруг тебя не впадает в безумие.

— Ты говоришь так, будто политика — это что-то такое, что живет отдельно от нас. Как будто политика не является частью нашей жизни. Как ты можешь не замечать то, что так важно для целостности нашей страны, нашего народа? Как можно игнорировать то, что непосредственно влияет на жизнь стольких людей?

— Очень немногие могут позволить себе роскошь быть политиком на Кубе.

— Да, а еще никто не может позволить себе роскошь не быть политиком на Кубе, — парирует он.

Пылкость и убежденность, с которыми он произносит эти слова, преображают его на моих глазах. Его слишком длинные волосы развеваются на ветру, темные глаза сверкают, и что-то в его свирепом взгляде напоминает мне корсара, чей портрет висит на стене нашего дома. Этому человеку не требуется ничьих разрешений. Это человек действия, человек, в душе у которого бушуют страсти.

Каково это — быть женой такого мужчины?

— А тебе самой не надоело сидеть с опущенной головой и молиться, чтобы тебя никто не заметил? — спрашивает он мягким голосом.

Его вопрос задевает меня. Его настойчивость одновременно привлекает и отталкивает. Сколько часов я потратила на подобные разговоры с братом, и, в конце концов, чем все это закончилось? Я не кривила душой — революция действительно не вызывает у меня никакого интереса. Меня не интересуют вооруженные восстания, меня не интересуют убийства. Много женщин сражаются в этой войне за будущее Кубы, но у меня нет никакого желания присоединяться к их рядам, чтобы взамен быть изгнанной из семьи, как это случилось с Алехандро. Пабло говорит о свободе, и его слова наполнены любовью к своей стране. И это не может не вызывать у меня восхищения.

Политика Батисты не преследует интересы Кубы и кубинского народа. Политика Батисты направлена на защиту его личных интересов, на увеличение его собственного богатства, на расширение его власти, чтобы он мог вечно править островом.

Неужели мы все смеем надеяться на большее? Конечно.

Но трудно на что-то надеяться, когда все, что вы видели, — это коррупция, когда ваша реальность — это нечестные выборы и отсутствие альтернатив.

Его надежда меня восхищает; я ловлю себя на том, что испытываю зависть. И не только зависть — его уверенность меня пугает.

Пабло качает головой.

— Мне очень жаль. Мне не следовало говорить о таких вещах.

На моих губах появляется печальная улыбка.

— Ты не производишь впечатления человека, который беспокоится о том, что ему следует делать, а что нет.